Если бы я владел высоким красным слогом, то непременно сочинил бы поэму про эту помойку. Поэма о помойке — это в духе нашего времени!
О, какие только здесь страсти не бушевали: опрятные пенсионеры писали письма в Правительство об антисанитарных условиях проживания и получали галантерейные отписки, съемщики ходили в пикеты, требуя выставить баки вон со двора, люди мира (бомжи) устраивали меж собой космические войны за право первыми ковыряться в блевотно-питательной массе и старом хламе.
А сколько раз общественная параша горела, чадя удушающими продуктами горения. Пожарные расчеты заливали её водой и с проклятиями уезжали до следующего подлого подпаливания. Дворники РЭУ любили её обустраивать, мажа кирпичные стенки в гашеную известь, а сами контейнеры — в вышеупомянутую едкую зеленку. А по ночам молодежь, гогоча, метала пустые бутылки в баки, где хороводились влюбленные коты и кошки.
Словом, без помойки жизнь нашего двора была бы скучна и буднична. Помойка — наше все, сказал бы современный поэт и был бы прав.
Однако главное действо происходило ранним утром, когда жильцы дрыхли в счастливых грезах. Два раза в неделю приезжал мусоросборщик — механический монстр с лебедкой и платформой. Рев мотора, удары металла о металл, высокопрофессиональный мат, — это поднимало лучше всех будильников мира.
Именно так и начинался новый день, который стал для меня и моего друга детства стержневым в нашей дальнейшей судьбе. Правда, этого мы с Ильей не знали, и поэтому вели себя как обычно. И привычно.
Бегемотно зевая, я поначалу отправился в ванную комнату, затем на кухню, где наблюдался хозяйственный ералаш, напомнивший о вчерашних поминках.
Эх, Лидия-Лидия, что же нам, оставшимся на льдине бытия, делать? Вопрос вопросов — да делать нечего: надобно дальше плыть в бурлящем океане нашего мироздания.
После завтрака порыскал по всем карманам и обнаружил, что имею дефолт имени себя. Плохи наши дела, объявил Илюше, глядящему детскую программу по телевизору, надо топать за миллионом; надеюсь, ты не против?
Через минуту выяснилось: аутист против — и очень даже против.
Только начал закрывать входную дверь на ключ, как он заблажил не своим голосом. Как ревет дикий вепрь в сухостойно-запущенном лесу, думаю, никто не знает, однако догадывается. Вот примерно так и горланил мой болезненный друг, который неизвестно, что удумал своими разжиженно-гречневыми мозгами.
Что делать? Моя отборная матерщина не произвела на аутиста никакого впечатления, равно как и интеллигентные здравые речи о том, что у каждого из нас есть свои обязательства: у меня — зашибать денежки на наше общее пропитание, у него — строить из пазлов парусник и болеть головой себе на здоровье.
Тщетно. Проще было уговорить вредного дромадера не харкать в морду отцу-командиру, чем просить Шепотинника быть тише воды, ниже травы. Нет, ходил по комнатам и плел словесную запредельную околесицу:
— Простор — это он, это он! Клином в небо поднялись высоко! Вольному воля — на пути широком. И летят они не только днем, но и ночью. Видел кто-то не во сне — воочию.
— Вольному воля?! — гаркнул я. — Понятны ваши устремления, товарищ. И принял решение: — Тогда собирайся: полетим клином на валютную биржу. Они, таких, как ты, ещё не видели — пусть увидят, чтобы жизнь медом не казалась.
Тогда не понимал, что само провидение толкало нас на ВБ, и поэтому был весьма раздосадован дерзким поведение аутиста. Однако, вспомнив ко всему прочему дурацкие шутки Василия Сухого, посмел принять такое вот принципиальное решение. Действительно, почему бы и не взять Шепотинника с собой? Когда спокоен и молчит, производит впечатление достойного члена общества. Конечно, не гангренный маркиз де`Сад во фраке, но для нашей отстойной глубинки сойдет.
Через час два будущих миллионера, проживающих у общественной хлорированной параши, вышли из парадного подъезда панельного дома имени Н.С.Хрущева.
Над их головами катило светило полуденной звезды, и будущее казалось безоблачным — оно таким казалось мне.
Что же касается моего спутника, он тоже находился в хорошем расположении духа: улыбался перекошенным ртом и синел глазами, будто незабудка в русском поле.
