Валери стояла, вперившись в пол. Она выглядела намного более смущенной и присмиревшей, чем тогда, когда мы с ней вместе играли на концерте.
— Я думаю, — запинаясь, проговорила она, — что это очень… необычные похороны. Я знакома с Элизабет всего несколько часов. И… в общем, она хочет, чтобы вы знали: в семье ее все называли «Бетси», и еще она хочет, чтобы все помнили ее под этим именем. Ей придется многое наверстать — вы помните, что ее личность была скопирована еще до открытия первого спрингера. Но… все идет очень хорошо, и доктора говорят, что лучшего трудно было бы ожидать. Мы немного поэкспериментировали, и если вы будете слушать спокойно и не спугнете меня, я могла бы… вернее, Бетси могла бы попробовать поговорить моим голосом…
В аудитории стало так тихо. То ли все разом затаили дыхание, то ли дышали совсем неслышно. Валери заговорила. Голос ее приобрел особенный акцент. Конечно, она запиналась, но в целом говорила довольно-таки внятно.
— Я… я только хот-тела с-сказать, что я была одинока всю м-мою жизнь… наверное, потому, что так живут все каледонцы. Наша жизнь очень х-холодная, и мы — несчастливые люди.
Вот я теперь ощущаю воспоминания Валери о Центре и о к-кабаре, и хотя я сама ничего не помню об этом, я т-так счастлива знать о том, что все это было в моей жизни до того, как я погибла. Вам б-будут говорить, что Сальтини и те «псипы», которые измывались надо мной, — это исключение, но это не правда. Исключения — это преподобный Каррузерс и преподобная Питерборо. Они относятся к людям милосердно. И то, что вы видите в гробу — то, что некогда было мною, — это то, что случается, когда людей заставляют поклоняться идеям.
Я была очень стеснительной, но теперь я могу говорить со всеми вами, особенно потому, что теперь со мной Валери, и мне не так страшно. И я буду очень стараться стать такой, чтобы доктора смогли вырастить для меня тело, потому что доктора говорят, что я молодец. Потому я очень надеюсь, что снова вернусь к вам во плоти, а до тех пор, п-пожалуйста, п-постарайтесь сделать мир таким, чтобы в нем х-хотелось жить. Вот и в-все, что я в-вам хотела сказать.
Голос Валери, передававший слова Элизабет, звучал немного жалобно и стыдливо. Видимо, Бетси принадлежала к типу людей, души которых с самого рождения ущербны то ли из-за собственной слабости, то ли из-за отношения окружающих. И все же она доказала, что обладает чувством собственного достоинства и имеет право на место среди нас. Как ни абсурдно, но отпевание завершилось громовыми аплодисментами.
Может быть, наше поведение объяснялось политической подоплекой происшествия. Ведь все, что сказала Элизабет устами Валери, должны были передать в новостях, и это наверняка было бы не в пользу Сальтини. Возможно, в предвкушении этого мы мстительно радовались. А может быть, нами просто овладело восхищение мужеством этой девушки, личность которой отстала от времени на целых три года, но теперь так быстро избравшей жизненную позицию.
Но если бы кто-нибудь сегодня высказал любое из этих предположений, имейте в виду, я бы немедленно вызвал этого человека на поединок atz sang. Я так думаю, что аплодисментами мы в тот день разразились потому, что иначе просто невозможно было отреагировать на вопль любви, как ответной любовью. По крайней мере мне так кажется.
В каком-то смысле после этого наступила разрядка, но потом к гробу подошел Торвальд, который должен был произнести речь как родственник Элизабет. И тут снова настало время для сюрприза, потому что в руках у Торвальда была лютня.
Он пока еще не стал сверхопытным музыкантом, но все же кое-чему научиться успел. А спел он вольный перевод «Canso de Fis de Jovent». Как правило, я терпеть не могу, когда перефразируют классические тексты знаменитых песен или пытаются переделать их по случаю какого-то события, хотя в Новой Аквитании такое бывает нередко. Но Торвальд спел первые несколько куплетов практически без изменений — только убрал чисто аквитанские реалии, а вместо мужского рода употребил средний и подчеркнул важность мужества перед лицом потери, невозвратимой утраты. Песня произвела огромное впечатление, и конечно, все мы плакали, не стыдясь слез.
