Когда я спускался вниз по лестнице, я столкнулся с отцом Аймерика, и из разговора с ним стало ясно, что расписание нуждается в доработке: Каррузерс-старший смущенно спросил меня о том, нельзя ли преобразить одну из больших аудиторий в часовню. Сделать это было не так сложно, так что я внес соответствующую заметку в память своего карманного компьютера и пообещал отцу Аймерика, что в самом скором времени сообщу ему о точном времени отпевания.
— Благодарю вас, — сказал он. — Мне очень прискорбно, что мое пребывание в Центре начинается со столь грустного события, но боюсь, что правительство поставило меня в такие условия. Еще одна причина, по которой меня направили сюда, состоит в том, чтобы я приватно сообщил вам о том, что тело юной Лавлок уже доставили. Торвальд и Маргарет в данный момент переносят его в морозильную камеру под кухней.
— Вы уже видели… ее?
Каррузерс кивнул. Лицо его было словно отлито из стали.
— Да. Я предложил и остальные согласились — мы не станем бальзамировать ее, не будем заниматься пластической реставрацией и гроб оставим открытым. Полагаю, это очень правильное решение, потому что преподобный Сальтини звонил мне уже четыре раза за последний час и пытался обвинить меня в том, что мы, дескать, «излишне политизируем» смерть этой девушки и, как он выразился, «выдаем ее за мученицу, в то время как речь идет всего лишь о нелепой случайности и безответственности».
Тут уж я не выдержал.
— «Безответственности»?! Это после всего, что его молодчики с ней сотворили…
Я слишком сильно разозлился. У меня просто не было слов.
Губы Каррузерса едва заметно дрогнули. Видимо, что-то показалось ему смешным, но он не пожелал в этом признаться.
— Честно говоря, — сказал он, — моя реакция была точно такой же. Кроме того, что гораздо важнее, главный консультативный комитет одобрил мое решение и счел его рациональным, так что теперь Сальтини лишен возможности объявить меня безумцем или маразматиком. Могу лишь процитировать одного политика, чей стиль всегда вызывал у меня уважение. Оседлать тигра Сальтини сумел, а теперь посмотрим, сумеет ли он проехаться на нем верхом.
На мое счастье, к тому времени, когда я подошел к грузовым воротам, ребята уже успели все сделать. Тело Элизабет Лавлок было накрыто пластиком. Торвальд, Пол, Аймерик и Маргарет стояли рядом. Вид у всех был удрученным, и мне стоило немалого труда уговорить их подняться наверх и немного отвлечься.
— Отпевание состоится завтра утром, — сказал я, — а потом начнем занятия по расписанию. Пора возвращаться к нормальному течению жизни.
Аймерик отхлебнул кофе и кивнул.
— Если я сейчас здесь никому не нужен, то я, пожалуй, пойду навещу Кларити. Я ей звонил. Вроде бы она чувствует себя немного лучше, но мне бы хотелось убедиться в этом лично.
Уходя, он казался спокойным. Казалось, на плечах его лежит невыносимо тяжелая ноша, и он покорно несет ее, но все же было заметно, насколько ему не по себе.
* * *
Несмотря на наши самые благие пожелания, на следующий день занятия так и не начались. Прежде всего похороны Элизабет оказались еще более трагичными, чем должны были, так я думаю, оказаться по замыслу Каррузерса-старшего. Из-за того что тело Элизабет даже не обмыли и «хоронили» ее в той самой одежде, в какой привезли в морг, перед взглядами всех присутствующих ее обезображенный труп предстал во всей ужасающей реальности. Все видели ее окровавленные губы, разбитую нижнюю челюсть, пропитанную кровью одежду от талии до колен, и выражение нестерпимой муки, застывшее на ее лице. На это невозможно было смотреть. Хотелось кричать или убежать прочь.
Каррузерс ничего не упустил. Часть надгробной речи он произнес на терстадском и назвал переворот чудовищным преступлением, а в той части речи, которую он произносил на рациональном языке, он сказал о том, что Сальтини несет личную ответственность за то, что случилось с этой несчастной девушкой.
Потом встала Валери. Я удивился, каким образом она вдруг стала подругой Элизабет Лавлок, но потом разглядел свежий шрамик у нее на затылке. Значит, Маргарет ее все-таки уговорила. «Вот и от Валери наконец есть какая-то польза», — печально подумал я.
