Я оставил его там, а через полгода пришло известие, что Пьер Виттон умер в возрасте восьмидесяти двух лет. Никто так и не узнал, что в юности он добавил себе пять лет, подделав документы. Семья Виттон приняла решение похоронить Пьера на больничном кладбище, а не в семейном склепе. На похоронах присутствовал только Жан, даже Гастон-Луи не соизволил приехать.
Иногда я смотрю на картины Виттона и гадаю, что конкретно изменила та или иная работа. Может, в одном случае он своим искусством убил десятки тысяч невинных людей или, наоборот, спас их от смерти. Это неважно. Важно то, что Пьер Виттон – это живое доказательство того, что прошлым жить нельзя. Прошлое ушло, его больше нет, и единственное, что стоит свеч, – это будущее. Когда я пишу это, я ощущаю себя мудрым скучным дедушкой, который полагает, что может чему-то научить молодое поколение. В некоторой степени я такой и есть. Но существует и еще один слой.
Я беру старую газету, густо замазываю ее красным, а поверх белой краской рисую тонкую скелетообразную фигурку. Мне очень хочется, чтобы наутро краска потемнела.
Жаклин де Гё
Вечерний этюд
Поезд прибыл в Париж с большим опозданием. В здании Северного вокзала все окна были закрыты светомаскировкой. Мокрый от дождя перрон тускло блестел. Шерц раскрыл зонт, поднял воротник пальто, перехватил поудобнее ручку саквояжа и зашагал к выходу в город.
На привокзальной площади он сразу направился к стоянке такси (Леблан предупредил, что трамваи уже давно не ходят). Ни одного автомобиля – только несколько старомодных, словно сошедших с открыток двадцатилетней давности, конных повозок.
Закутанная в черный дождевик фигура на козлах вскинула голову, придержала пальцами ускользающий капюшон – женщина. Худая, лицо бледное, взгляд равнодушный.
– Приняли дело от мужа, мадам? – поинтересовался Шерц.
– От отца, – устало ответила возница. – Хорошо, что сохранил фиакр. Какая глупость эта ваша война…
Шерц предпочел не продолжать разговор. Узкая улица вилась между темных, стоявших вплотную друг к другу домов. Фонари не горели. В редких проемах между зданиями мелькало рассеченное на лоскутья лучами прожекторов сумрачное небо.
Фиакр свернул на Рю Бержер, остановился возле четырехэтажного отеля с плотно закрытыми ставнями. От третьего этажа вдоль фронтона свисал почти до самого тротуара огромный национальный флаг, – его пропитанное влагой трехцветное полотнище закрывало сразу два ряда окон. «Не дай бог, номер окажется с видом на эту линялую тряпку», – подумал Шерц, рассчитываясь с возницей.
Однако Леблан не зря пользовался репутацией исполнительного и надежного человека – номер смотрел во двор и рядом с окном спальни располагалась пожарная лестница. Шерц швырнул саквояж на продавленный задницами сотен постояльцев диван, плюхнулся в стоявшее напротив кресло и с наслаждением закурил.
* * *
С потолка капала в подставленные ведра вода, в углу тлели в жаровне угли – подвал и есть подвал. Сырость, a нормального отопления нет.
– Знаешь, что я ненавижу здесь больше всего? – Роз критически оглядела себя в зеркале, провела пуховкой по лицу, шее, обнаженным плечам. – Запах! Сколько ни прыскай духами, всё равно вся гримерная провоняла потом, сортиром, плесенью и папиросным дымом. Черт бы побрал эти цеппелины. Из-за них приходится выступать в подземельях. Ни окон, ни вентиляции. Кротовый балаган. А на сцене так разит, что у бедняги Реми к концу номера глаза слезятся.
Она сердито тряхнула головой, скорчила гримаску и начала обрисовывать контурным карандашом и без того пухлые губы.
– Мы должны радоваться, что есть хоть такая работа, – возразила Эжени, осторожно нагревавшая на спиртовке щипцы для завивки. – Театры закрыты, большинство ресторанов – тоже. Если бы не эти концерты…
– Концерты?! – Роз резко повернулась, оставив рот недорисованным. – Это для тебя они концерты – голос, талант, сольный номер! А я просто выхожу показать осатаневшим от сидения в окопах самцам свои голые ляжки. Вообще не понимаю, зачем Реми утруждает себя фокусами – этим отпускникам совершенно всё равно, что он вытаскивает из цилиндра, кролика или контрабас. Лишь бы я поклонилась пониже, чтобы они могли заглянуть сразу и под юбку и в декольте!
