Милее дома места нет - страница 4
— Чего случилось-то? — спрашивает он. — Рак?
Трусики все еще висят у него под носом.
— Сделай милость, сними это.
— Сделай милость, заткни хлебальник, — Марс исчезает в ванной при спальне.
В тумбочке Джилл я нахожу открытку от мужа — оказывается, его зовут Крейг. Любительская чушь на тему «Как я благодарен тебе за то, что ты не бросила меня в трудный час».
Джилл Андерсон умеет нанизывать на слово «муж» целые абзацы. «Муж говорит… муж считает… муж сомневается…» Я рад, что у него есть обычное имя, хоть оно и похоже на скрип несмазанной автомобильной дверцы. Джилл — женщина, которая верит, что книга способна превратить ее в березу, женщина, которая вообразила в себе такое громадное дупло, что оно может засосать в себя столы и стулья, магнитики для холодильника, подсвечники, обеих ее дочек и мужа. Наверное, самое жестокое свойство счастья — это его умение маскироваться под скуку.
— На хера они заперли аптечку? — я слышу, но не вижу, как Марс в ванной говорит сам с собой. — Что они там прячут — зубную пасту?
— Неважно, — я смотрю на часы.
— Щас кокну.
— Не трогай! — кричу я. В ванной раздается несколько глухих ударов и дождем сыплется стекло.
— Ух ты! — вопит Марс, когда звон стекла стихает. — Иди сюда, Плуто!
Марс стоит перед огромным аптечным шкафчиком — его дверцы валяются на полу. Внутри поблескивают сотни пузырьков с лекарствами. Марс берет один и смотрит на ярлычок.
— Это все Крейга.
Я подхожу к взломанному шкафчику и читаю. Оксиконтин, оксикодон, гидрокодон, метадон, перкоцет, амбиен.
— Похоже, чувачок скоро откинется. — Марс присвистывает. — Я знаю, ты разрешишь мне кое-что взять.
— Мы не воруем лекарства, — говорю я.
— Че ты мне мозг е***?
Крейгу Андерсону. Утром и вечером, три раза в день, по одной ежедневно. Крейгу Андерсону. Крейгу Андерсону.
— Я совершенно не собирался насиловать твой мозг.
— Значит, не думать о них как о людях, да?
— Действуй по плану. — Я выхожу, таща за собой наволочку, как хромую ногу.
Он идет следом, нацепив трусики на уши, точно красную шапочку.
— С тобой никакого кайфа.
В кабинете Крейга Марс очищает стол, одним махом сгребая на пол все фотографии, а я рассматриваю семейный портрет: Крейг, Джилл, две девочки и песик Джейк. Летние платья Джилл и дочек подобраны в тон, на Джейке такого же цвета козырек от солнца. Закат, самодовольные улыбки и т. д.
Это единственный во всем доме снимок Крейга. Вид у него дружелюбный — этот нос картошкой, наверно, сразу вызывает доверие у всех его новых клиентов. Он покоится на усиках, как закат на ровно подстриженном горизонте.
Обычно такие групповые снимки меня раздражают. Когда ты несчастен, чужое счастье кажется издевательством; невинные пляжные фотографии выглядят как оскорбления в твой адрес. Однако Джейк в козырьке очень обаятелен; его мордочка выражает этакую небрежную развязность, словно он только что насмешил всех добродушной шуткой. У меня в груди разливается теплое чувство.
Интересно, сколько людей я обидел когда-то своим собственным счастьем?
Поскольку я не реагирую сразу, Марс спрашивает:
— Неплохо, да?
— Да, — отвечаю я. — Неплохо.
— Джилл Андерсон типа нормальная телка. Попка на месте.
— Я предпочитаю брюнеток.
Марс кивает.
— Брюнеток с сосками как тарелки.
— Брюнеток, которые рисуют аляповатые изображения Солнечной системы. — Я щурюсь, оценивая размеры и композицию картины. — И жульничают в настольных играх.
— Ну, если у тебя такая тема… — Марс закатывает глаза. — А моя знаешь какая?
Я готовлюсь выслушать его очередной монолог, пересыпанный руганью, и с болью ловлю себя на том, что они начинают мне нравиться.
— Ночные рубашки, которые носила моя бабушка. Длинные, с рукавами. Их обычно делают из хлопка или этого другого, как его… в клеточку. Я трахаю девок, которые носят это, — он тыкает в трусики на голове. — Но у меня слабость к таким рубашкам. Они напоминают мне о бабушке. Она была клевая.
Не каждый день человек признается в глубоком чувстве к своей бабушке, сопровождая это признание ссылкой на трусики, которые нахлобучил вместо шляпы. Марс задумчиво молчит. Мы стоим в кабинете Крейга Андерсона и думаем о женщинах, которых любили.
