— Я тебя спрашиваю, кажется! Что ты здесь делаешь? Отвечай!
При виде бабушки, которую Мила боялась на протяжении тринадцати лет жизни, в первый момент она почувствовала себя так, будто ее окатили ледяной водой. Но потом Мила вспомнила, что теперь многое изменилось, и бабушка уже не имеет над ней никакой власти. Упрямо посмотрев бабушке в глаза, Мила сказала:
— Я ищу ключи от комнаты моей мамы.
Бабушка задохнулась от возмущения.
— Что… Да как ты… — Сверкая глазами, она все никак не могла подобрать слов, чтобы выразить свое возмущение, но наконец сквозь зубы процедила: — Не знаю, где ты была последний год, но там тебя явно не учили хорошим манерам. Твоя наглость переходит всякие границы!
Она высокомерно хмыкнула.
— К твоему сведению, я всегда ношу ключи с собой. — Она опустила руку в карман, вытащила оттуда связку ключей и показала Миле. — Видишь? Вот они. В самом надежном месте. — Ключи снова скрылись в кармане бабушкиного платья. Бабушка сверху вниз посмотрела на внучку презрительным взглядом. — И ты их не получишь. Даже не надейся.
Мила учащенно задышала и с яростью посмотрела на бабушку. Но бабушка, словно и не замечая состояния своей внучки, небрежно поинтересовалась:
— И с какой стати тебе понадобились ключи от комнаты для гостей?
— Это никакая не комната для гостей! — выпалила Мила. — Это комната моей мамы! А ключи мне нужны потому… потому… — Она на секунду запнулась, но тут же твердым голосом заявила: — Потому что я хочу знать все о своих родителях!
— Ах, родители ее, видишь ли, интересуют! — холодно воскликнула в ответ бабушка. — А больше тебе ничего не нужно?!
— И о прабабушке — Асидоре, — невозмутимо добавила Мила.
Бабушка вдруг изменилась в лице — она заметно побледнела и, будучи явно не в состоянии скрыть свое удивление, уставилась на Милу.
— Откуда тебе… — невольно вырвалось у нее, но бабушка быстро собралась. Ее подбородок напрягся, и она резко заявила: — Меня не интересует, чего ты хочешь! И родители твои меня совершенно не интересуют! Моя дочь была просто глупой гусыней! И больше ничего! Если бы она была умнее, то не поступила бы наперекор мне и не вышла бы замуж за твоего отца, с которым знакома была без году неделю. А о твоем отце, — на лице бабушки появилось выражение крайней неприязни, — даже если бы я захотела, мне рассказать нечего. Мне о нем ровным счетом ничего не известно. Возник ниоткуда. Заморочил голову моей дочери. А через несколько месяцев после твоего рождения исчез так же странно, как и появился. Может, у него и фамилия ненастоящая была, откуда мне знать?!
Бабушка перевела дух и, высокомерно вскинув голову, добавила:
— Твоя мать, если тебе уж так непременно нужно знать, была наивной дурочкой. Ни больше ни меньше. Вот так.
Бабушка так увлеклась, что неосторожно бросила взгляд в сторону небольшого портрета в деревянной рамке, висящего на стене, у окна. Мила, проследив за ее взглядом, в первое мгновение решила, что с портрета на нее смотрит Асидора, но почти сразу поняла, что ошиблась. На фото в рамке под стеклом улыбалась черноволосая девушка с длинной косой, как у Асидоры, но лицо было другое.
— Это мама? — взволнованно спросила Мила.
Бабушка вздрогнула. Ее глаза сузились, наверное, от злости, что нечаянно допустила такую оплошность. Но отступать было некуда и сквозь зубы, словно ей невольно приходится наступать на горло собственной песне, бабушка процедила:
— Да, это моя неблагодарная дочь.
Мила повернула голову к портрету: краешек фотографии выцвел, видимо, на него все время попадали солнечные лучи, но, к счастью, выцветшее пятно не задевало лица. И оттуда, из забытого прошлого, какого-то нереального, на Милу смотрела ее мама.
Первые секунды Мила боялась пошевелиться, настолько этот миг казался ей волшебным — больше чем все волшебство, которое она видела. Но потом появилась странная мысль.
«Еще одна девушка с черной косой, — подумала Мила, — на которую я совсем не похожа».
С решительным видом Мила повернулась к бабушке.
— А можно мне взять фотографию?
— Нет! — отрезала бабушка. — Вот еще, вздумала! И я настаиваю, чтобы ты сейчас же покинула мой дом. Немедленно!!!
