В комнате было тихо — почти так же тихо, как в ее сне, когда она бродила меж камней. На соседней кровати, свернувшись калачиком, крепко спала Белка. Ее одеяло сползло, и теперь его край лежал на полу. По другую сторону Белкиной кровати так же крепко спали Анжела и Кристина.
Приподнявшись на постели, Мила мгновенно вспомнила, что произошло в ее сновидении прямо перед пробуждением. Она поцеловала Гарика! На виду у всего Думгрота!!!
Мила тихо простонала: мало того, что она сталкивается с ним в школе, так теперь он еще и снится ей! Ну и как в таких условиях она может заставить себя выкинуть его из головы?! Это вообще возможно?
Мила была настолько взбудоражена, что ясно понимала — сейчас ей не уснуть. Тихо, чтобы не разбудить мерно сопящую Белку, она откинула одеяло и встала с постели. Подошла к окну и, чувствуя, что ее лицо пылает, как при высокой температуре, прислонилась горячим лбом к прохладному оконному стеклу.
Сквозь цветные витражи она видела неполную луну, освещающую своим холодным, голубоватым светом верхушки троллинбургских тополей. Мила попыталась представить себе тихие и безлюдные улицы ночного города: одиноко дремлющих на Главной площади Трех Чародеев, освещенные приглушенным светом фонарей витрины магазинов, едва заметно колышущиеся от легкого ночного ветерка ветви каштанов возле гостиницы «Перевернутая ступа».
Картины в ее воображении сменяли одна другую, и скоро Мила почувствовала, что лицо больше не пылает, а по лбу, который несколько мгновений назад был горячим, словно растекалась легкая прохлада.
Мила уже было приняла решение вернуться в постель, как вдруг что-то ее насторожило. Ей понадобилось всего две секунды, чтобы понять причину возникшего беспокойства. Она хорошо знала это ощущение, пробуждающее в ней Аримаспу, хранителя будущего, умеющего видеть то, чего не видят другие. У нее началось видение.
Прохлада, мгновенье назад остудившая ее лоб, сменилась ледяным холодом, а витражные окна с изображениями красных львов превратились в стену льда: прозрачного, кристально-белого со светло-голубыми переливами. Казалось, что лед возник всюду, он словно поглотил все тело Милы, при этом ей не было холодно, только лоб по-прежнему был словно охвачен зимней стужей.
Сквозь стену льда впереди Мила вдруг увидела очертания города: в небо, словно громадные колья, тянулись многочисленные башни, ровные и прямые, не имеющие ни изгибов, ни округлостей. За ледяной завесой они показались Миле абсолютно черными. Или, может быть, и были черными в действительности — она не знала. Словно зачарованная она смотрела на этот черный город, отделенный от нее толщей льда, и почти не дышала.
Внезапно лед вокруг Милы сверкнул, почти ослепляя яркой белой вспышкой. Мила жадно втянула в легкие воздух, резко отпрянула назад и… широко распахнутыми глазами уставилась на красных львов, словно танцующих в лунном свете на витражном окне. Видение ушло.
Какое-то время Мила не могла шевельнуться, продолжая стоять возле окна и смотреть прямо перед собой отсутствующим взглядом. Потом стряхнула с себя оцепенение и вернулась в кровать. Забравшись под одеяло, она оживила в своем воображении черный город, который только что показало ей Северное Око. Никогда прежде она не видела этого места — и не могла видеть. В нем было что-то неправильное, неестественное — нечто противоречащее всем ее представлениям о реальности. Мила помнила, что ее видения всегда показывали то, с чем ей предстояло встретиться наяву. Но сейчас она была абсолютно уверена, что ничего похожего на черный город с башнями-кольями наяву просто не существует. Так что же сейчас показало ей Северное Око?
Она долго еще лежала, глядя в ночной сумрак, а перед глазами у нее стоял черный город, пока в какой-то момент его, а вместе с ним и сознание Милы, не поглотила темная бездна сна.
