— За моего друга Шэр-манна! — провозгласил Смердяков. Продолжение тоста на русском повергло переводчицу в истерику.
Шерман благодарно кивнул.
— За Смердякова, — сказал он, — хрен с укропом ему…
На следующее утро Шерман приехал на стадион задолго до официального начала соревнований. Прохаживаясь по полю и беговой дорожке, он наблюдал за прибытием советских спортсменов и что-то диктовал на заметку своему Пятнице. Пока спортсмены перед разминкой стаскивали свои потные одинаковые костюмы, он придумал, как различать их без номеров.
— Автограф, — робко канючил он, тыча в лицо спортсмену блокнотом и карандашом. — Ав-автограф, п-пожалуйста.
Польщенный участник ставил свою подпись, а Пятница его щелкал. Без имен было не обойтись. На международных соревнованиях эти спортсмены не показывались из-за хромосомного теста месяцев пятнадцать. А хромосомные тесты требовались по причине генетического жульничества. Спортсмены опасались дисквалификации в олимпийский год.
При появлении на сцене русских женщин Шерман заметно оживился. Утверждать, что это женщины, он мог лишь потому, что, в отличие от мужчин, надпись «СССР» находилась у них не на правой, а на левой стороне груди. Когда они сняли куртки — разницы не осталось. Но кто воистину поразил Шермана и вызвал у него наибольшие подозрения своими нечеловеческими формами, так это прыгуньи.
— Боже ж ты мой, — протянул он.
— Блошиный цирк, — подтвердил Пятница.
Тонконогие, одинаковые, как сосиски, русские прыгуньи казались насекомоподобными русалками. Разминаясь, они подпрыгивали, будто кузнечики, и противоестественно выворачивали ноги. Развеялись последние сомнения.
— Протест, протест, протест, — бормотал Шерман, быстро щелкая пальцами.
Пятница выгреб из дипломата пачку форменных бланков, но сивые усы Шермана уже замелькали среди исполнительниц низкоорбитального балета.
— Автограф — готовь камеру, Феликс, — автограф, пожалуйста.
Пятница сражался с камерой, дипломатом и бланками протеста.
Внезапно раздался низкий рокот, и одна из дам направилась к Шерману, размахивая в воздухе руками, будто вытирала грязь с ветрового стекла.
— Это тренер, сэр, — предупредил Феликс.
Шерман не сдвинулся с места.
— Она говорит, если вы еще раз приблизитесь к ее девочкам, она скажет Людмиле, чтобы врезала вам по…
— Ясно, Феликс, — Шерман фальшиво улыбнулся и, салютуя карандашом, ретировался. Некоторые девушки хихикнули. Басом.
— Видал? Видал, какие обидчивые? И все же, Феликс, от протеста им не увернуться, — Шерман выпрямился, понизил голос: — Заполняй формы. Имен не проставляй — после раздобудем.
— В чем будет состоять обвинение, сэр?
— Пиши что попало. Чесались одновременно обеими ногами и чирикали. Или, скажем, икры у них длиннее бедер. Мы потребуем анализа хромосом, мы выведем на чистую воду их родителей, черт возьми! А понадобится — и пра-пра-прародителей — вплоть до зайцев-русаков.
— Так точно, сэр.
Синхронный русский вариант этого спектакля проходил в первом гимнастическом зале универсального дворца спорта, куда Смердяков отправился по вызову ударившегося в панику тренера советских борцов.
Американская команда ящерицами разлеглась вокруг ковра, на котором происходил поединок по вольной борьбе в наилегчайшем весе между кретином-щитовидником с Украины и пирамидальным горбом янки. Пирамидальный горб у него выпячивался макушкой между лопаток.
— На это шляпу можно вешать, — показал тренер русских.
Смердяков выпучил глаза, подбородок отвалился на складки шеи.
— Мы выиграли бы все встречи, но американцы… — плаксиво бормотал тренер, — их невозможно прижать к ковру. Они все горбуны. Мы не можем победить даже по очкам. Панкин заработал синяк на груди, делая захват.
— Опротестуйте поражения. Когда Короленко борется с американцем?
— В следующей схватке.
Кретин-украинец захватил ноги американца и крутил его на горбе. Смердяков припал на четвереньки и со злости ударил по ковру. Американец быстренько выиграл у соперника по очкам.
— Короленко! — выкрикнул тренер русской команды. Короленко поднялся, стаскивая свитер. Тренер начал массировать его перчатками, и в зале раздалось сухое потрескивание.
