Карен увезла мать домой, в родной, до боли знакомый особнячок, и уложила в постель. Затем собралась, было позвонить в офис, но сама настолько вымоталась, что тут же заснула, едва ее голова коснулась подушки.
Вечером, когда Карен с матерью снова появились в больнице, врачи сообщили о заметном улучшении состоянии отца, и миссис Торп понемногу стала приходить в себя. Мать и дочь посидели с больным, затем вернулись домой, задержавшись по пути лишь для того, чтобы купить пиццу.
– Отец бы рвал и метал, – усмехнулась Фелис Торп, накрывая на стол.
– Знаю, – ответила Карен. Мистер Торп терпеть не мог так называемые «суррогаты», чем немало раздражал домашних. – Мама, – нежданно проговорила она, – почему ты позволяешь ему себя третировать?
– Уж такие мы с ним на свет уродились, Карен, тут уж ничего не попишешь, – вздохнула мать. – Я с детства была безропотна да уступчива, а таким необходима сильная рука. А если честно, то я всегда знала, что его самодурство лишь оборотная сторона неуверенности в себе. Порой он бывает совершенно невыносим, но мы всегда были очень, очень близки. И вот теперь, – продолжала Фелис, – настала моя очередь быть сильной и физически, и морально.
– Прости меня, мамочка, я многого не понимала, – тихо проговорила Карен.
– Знаю, – улыбнулась Фелис. – Брак – странная штука: что хорошо для одной пары, для другой никуда не годится. Но я поняла одно: любовь нужно беречь. Надо принимать как хорошее, так и плохое, радоваться хорошему и благодарить небо за то, что плохое не обернулось худшим. Например, твой отец ни разу в жизни не взглянул на другую женщину… и без меня он точно пропал бы, так же как и я без него.
Карен задумалась: а ведь мать говорила об ответственности и реальном положении вещей! Это не книжная, романтическая страсть, от которой можно отречься, если совсем скверно придется. Не обеты, данные, шутя и с той же легкостью нарушенные… Тряхнув головой, она встала и направилась к плите: кофе бурлил вовсю, норовя перелиться через край.
– Милая, ты беременна? – тихо спросила мать.
Карен едва не выронила кофеварку.
– Как ты… как ты догадалась? – пролепетала она, испуганно оглядывая свой мешковатый спортивный костюм.
– Родная моя, мне ли не знать? Ведь ты моя дочка. А поскольку ты сама об этом не заговорила, боюсь, у тебя проблемы.
В прихожей зазвонил телефон, и мать поспешила к аппарату. Но почти тут же вернулась.
– Звонит некто Майлз Диксон, спрашивает тебя. Подойдешь?
Карен нервно кивнула в ответ.
– Майлз, – умоляюще закричала она в трубку, – прости, но у отца сердечный приступ!
– И ты не сочла нужным мне сообщить? – мрачно откликнулся собеседник. – Надеюсь, ему уже лучше… Но ты сознаешь, что мы тут все с ума посходили, гадая, не попала ли ты в аварию? Твой телефон не отвечал…
– Послушай, мне очень жаль, но папа едва не умер… Теперь он уже пошел на поправку.
– О, черт… – раздалось на том конце провода. – Я чувствую себя последним мерзавцем. А с тобой все в порядке?
– Да, все хорошо… Кстати, как ты меня нашел?
– Это было единственное место, которое нам с Эмми пришло в голову. По счастью, в телефонной книге не так уж много Торпов.
Карен закусила губку.
– Что ты молчишь?
– Я решила пожить пару недель с мамой. По крайней мере, до тех пор, пока отца не выпишут. Я… я уверена, что Эмми с работой справится. Теперь, когда кризис миновал, я стану поддерживать с ней связь.
Последовала томительная пауза.
– А как же я? – наконец произнес Майлз. – Можно, я приеду?
– Не нужно. Папа еще ничего не знает ни про нас, ни про ребенка… и сейчас не самое удачное время для подобных откровений.
– Карен… – Голос собеседника снова посуровел. – Причина только в этом?
Она тяжко вздохнула.
– Нет, наверное, мне просто нужна передышка.
– Чтобы придумать, как повернее от меня улизнуть? – угрожающе предположил Майлз.
Карен досадливо поморщилась.
– Это не в моем стиле.
– Фраза, достойная Карен Торп, бакалавра юридических наук. Однако я никак не могу избавиться от ощущения, что побег ты обдумываешь. Вот что – давай заключим соглашение. Я не стану усложнять тебе жизнь, пока твой отец не поправится, если ты пообещаешь вернуться через две недели.
