На вечер первого мая было назначено празднование дня рожденья Клуба.
Как-то во хмелю секретарша герра Дитера Алена (26) клялась Фаине, что видела учредительные документы. И в них будто бы датой образования организации значилось 10 октября.
Но праздновали все равно на майские — рачительный герр Дитер (кстати, 61) волюнтарно назначил годовщину на праздничный день, чтобы что-то там такое сэкономить.
Разодетые сотрудники и гости подтягивались к зданию Института пищевых кислот отовсюду — со стороны метро, от троллейбусной остановки, из-под запущенных сиреней парка «Молодежный». Некоторые выкарабкивались из такси, волоча за собой тяжелые шлейфы элитных запахов. Иные приезжали на собственных машинах — они останутся ночевать на корпоративной парковке. Не хватало, пожалуй, только десантирующихся с парашютами.
Пока герр Дитер, ради такого случая прилетевший с курорта в обществе своей похожей на вяленую скумбрию супруги, поздравлял офисных сидельцев и говорил положенные по протоколу благоглупости, Фаина, стоявшая в самом удаленном ряду, шепотом заливала в мозги молодого дизайнера Димы (22) последние пожелания по оформлению летнего каталога. Тот обреченно кивал, косясь голодным взглядом на пиршественные столы, они недотрогами жались к белым офисным стенам.
Наконец всех пригласили поднять бокалы. Первый тост — за Клуб. Второй — тоже, в общем-то, за Клуб. На третьем начался стандартный фуршетный разброд.
Вкушать бутерброды с красной рыбой Фаине довелось в обществе трех молодых переводчиков. Их лица казались знакомыми, однако имен она не знала. Переводчики держались своей компанией и, казалось, не особенно следили за происходящим. Они запивали бутерброды жадными глотками шампанского.
— А я Бармалея недавно видел, в метро, — хвалился первый переводчик.
— Ну и как он? Что-нибудь пишет? — интересовался второй.
— Ага. Сиквел по Маркесу. «Полковнику никто не чешет» называется.
— Нет, ну я серьезно спросил!
— Если серьезно, то Маммона, по-моему, поглотила художника.
— Он все в той же экономической газете? Аналитиком?
— Ага. Разрабатывает теорию Валового Национального Отката.
— А я тут сюжет для суперского рассказа придумал. Действие происходит на Украине, в русском городе вроде Харькова или, там, Севастополя. Жилец одной квартиры, главный герой, замечает, что в его дворе, да и повсюду в городе, прокладывают новые трубы. Допустим, он инженер и в трубах немного шарит. Видит — трубы импортные, дорогущие, сечения такого небольшого. Удивляется. Не может понять, с каких дел правительство расщедрилось, типа пенсии по четыре месяца не платят, а тут такая модернизация ни с каких яиц! Неясно также, что по трубам будет поступать — вода, газ или, может, водка? В конце выясняется, что по трубам будут подавать из Львова украинский язык.
— Буа-га-га!
Фаине совершенно не хотелось от них отходить. Пожалуй, случись этот банкет годом раньше, Фаина непременно подружилась бы с ребятами. Можно было бы вместе в перерыв ходить в «Мексикану», может, еще на какие-нибудь концерты. Она бы ставила переведенные ими книжки в самые бойкие места каталога, научила бы их выбивать себе человеческие «рояли» (так в Клубе называли роялти). А они помогли бы ей набрать наконец штат нормальных, ну хотя бы бывавших за границей, переводчиков вместо тех печальных пединститутских гусынь, с которыми Фаине приходилось столковываться… Потом они начали бы сообща выпивать, сначала как бы проверяя, ощупывая друг друга, а затем как бы вверяя друг другу себя. Чихвостили бы начальство. Ядовито шутили над превыспренними циркулярами директората, над рвачеством отдела маркетинга, над трудами неотвязных энтузиастов, заваливающих Клуб письмами с советами и замечаниями («на странице шестнадцать в вашем каталоге вы изобразили якобы ласточку, но я, как орнитолог с сорокалетним стажем, уверяю вас, что ласточки такого окраса в природе не встречаются, в свете чего требую изменить внешний вид ласточки на такой-то и такой-то»). Она могли бы стать им другом. Всё лучше, чем слыть пассией Вениамина. А вот, кстати, и он.
— Мне нушна типе шкашать койшто, — прошептал на ухо Фаине Вениамин.
