И я повел нашу машину вперед — через открытое снежное пространство, к опушке леса. Пока мы ехали, пламя гигантских костров, играя зловещими бликами, отражалось от серых, лохматых снеговых туч. Я мгновенно понял: мы на пороге бури, которая положит конец всем другим бурям…
На опушке леса, все еще незамеченные, мы спешились и оставили снегоход под низко повисшими ветвями огромной сосны, а сами пешком двинулись в глубь леса.
Мы вынуждены были идти медленно, с осторожностью. О фонариках речь, конечно, не шла. Однако, преодолев пару сотен ярдов, мы увидели впереди мелькание факелов, а голоса зазвучали громче и отчетливее. Если здесь и были выставлены дозорные, мы наверняка их миновали, а они, на наше счастье, нас не заметили. В голосах скандирующих уже слышались истеричные нотки — неистовство медленно нарастало, заряжая морозный воздух невидимой, но зловещей энергией.
Вскоре мы подобрались к периметру обширного свободного пространства — деревья здесь были повалены, образовав нечто вроде высокой платформы в центре. Вокруг этой платформы стояла пестрая толпа одетых в парки и кухлянки мужчин и женщин. В свете полыхающих факелов их лица казались красноватыми. Глаза светились безумием. Тут были и эскимосы, и индейцы, и белые, и даже негры — люди самого разного этнического и расового происхождения, по моим прикидкам человек сто пятьдесят.
Тем временем дело быстро шло к полуночи, и оглушающее скандирование достигло пика — громче кричать, казалось, было уже просто невозможно. И все-таки оно стало громче! Затем, издав последний вопль, обступившая платформу толпа упала лицом в снег. Все, кроме одного.
— Кирби?!
Я услышал, как рядом со мной негромко ахнула миссис Бриджмен. Этот одинокий, обнаженный по пояс человек начал медленно, но гордо подниматься по ступеням на бревенчатую платформу.
— Кирби! — на этот раз она громко позвала его по имени, глядя вперед и вырываясь у меня из рук, когда я попытался удержать ее.
— Он идет! Он идет!
Этот экстатический вопль вырвался из полутора сотен глоток сдавленным шипением, заглушив собой крик миссис Бриджмен. Неожиданно я ощутил в воздухе некое напряжение.
Распростертые на снегу фигуры выжидающе смолкли. Снег прекратил падать с небес. Все вокруг застыло, и лишь бегущая миссис Бриджмен нарушала это впечатление, да еще, пожалуй, подрагивающее пламя факелов, воткнутых в снег. В тишине звучали лишь удары женских ботинок о твердую ледяную корку поверх глубокого снега.
Кирби уже достиг вершины пирамиды, а его мать пыталась обежать внешний круг распростертых на снегу тел, когда все началось. Неожиданно миссис Бриджмен замерла на месте и устремила на небо полный ужаса взгляд. От страха она даже прикрыла ладонью рот. Я тоже, выгнув шею, посмотрел вверх и различил среди лохматых, клубящихся туч какое-то движение.
— Он идет! Он идет! — Из полутора сотен глоток опять вырвался сдавленный вопль.
И тогда в считанные секунды произошла масса событий — кульминация жуткого действа, какая не привидится и в ночном кошмаре. Я до сих пор молюсь, чтобы все увиденное и услышанное мной оказалось лишь иллюзией, порожденной близостью к толпе помешанных людей, чья психика подвержена таинственному пятилетнему циклу.
Как мне все это описать?
Я помню, что кинулся вперед, пробежал несколько шагов по поляне — и лишь затем вслед за миссис Бриджмен перевел взгляд на небо, где поначалу увидел лишь клубящиеся лохматые тучи. А еще мне запомнилось, как юноша по имени Кирби стоял на сложенной из бревен платформе, воздев кверху руки, словно призывая кого-то снизойти с небес на землю. Волосы его развевались на ветру, который неожиданно налетел откуда-то сверху, из заоблачных высей. И намертво врезалась в мою память тьма, что обрушилась на нас с облаков, подобно черному метеориту — тьма с уродливыми очертаниями человека и глазами, горящими посреди огромной, словно раздувшейся головы. В моих ушах до сих пор стоит вопль ужаса и омерзения, который вырвался из груди несчастной женщины. Как сейчас вижу: вот она застыла на месте, словно каменное изваяние, узнав явившийся с небес ужас…
