В полдень возле бараков раздался чей-то возглас:
- Ребята, выходи скорее во двор!..
- Ну пойдем, посмотрим, - предложил Гриша. Мы вышли. Посреди двора стояла крупная лошадь. Возле нее, смеясь, переговаривались четыре немца. Со всех сторон сюда сходились пленные. Мы тоже подошли. Лошадь была страшно тоща: ребра ее выступали, точно вязовые обручи на рассохшейся бочке. Шерсть топорщилась на дрожащих боках. Одна из передних ног была оторвана по колено, и лошадь едва держалась. Опустив голову чуть не до земли, она сомкнула веки. При взгляде на нее сжималось сердце. Невольно хотелось сказать ей что-нибудь ласковое, погладить по шее.
- Сразу видать артиллериста, - произнес кто-то.
Он был прав. Лошадь была ранена на фронте. Немцы поймали ее и привели в лагерь.
Один из немецких солдат блеснул в воздухе лезвием большого ножа.
- Кто лошадь зарезайт, кто есть мастер? - спросил он.
Гриша нагнулся ко мне.
- Дождались рождественского угощения, - прошептал он. - Вот тебе и мясцо к святому праздничку!
Немец с ножом все еще ждал охотников прирезать лошадь. Но их не находилось. Некоторые уже уходили прочь.
Немец опять было раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но тут от бараков послышался голос.
- Постойте, постойте, - торопясь, кричал какой-то пленный, едва волоча свое обессилевшее тело. И мы, и немец с ножом притихли в ожидании, решив, что бегущий возьмется зарезать лошадь.
- Гут, гут, - проговорил немец и, едва тот приблизился, протянул ему наточенный до блеска нож. Пленный отвел нож рукой и, подойдя к лошади, обнял ее за шею и с жаром принялся ласкать.
- Титан, Титанушка ты мой, - повторял он, - и ты попал в плен? Вот и меня занесло сюда...
Услышав его голос, лошадь сразу навострила уши и приподняла голову, открыв глаза.
Боец продолжал трепать и гладить ее по шее. А та, обнюхав его карманы, положила ему на плечо морду.
- Нету, милый, нету, - ласково проговорил пленный извиняющимся тоном, - не дают тут хлеба.
Немецкий солдат отпихнул пленного. С трудом удержавшись на ногах, тот снова двинулся к Титану.
- Вег, вег! - зашумели немцы, отгоняя его.
Титан, повернув голову, смотрел на своего старого хозяина.
- Не режьте его, не режьте! Он такой же пленный, как и мы, - закричал боец, но тут же прогремел выстрел. Титан вздрогнул. Потом, собрав все силы, поднялся на дыбы. В эту минуту он показался нам огромным и величественным, как гора. Он заржал, как-то странно, вздрагивая ноздрями; ржанье его прозвучало как хохот сумасшедшего, и Титан всей своей тяжестью грохнулся оземь. Из груди его ударила струйка крови и алой лентой побежала по снегу.
Лошадь вздрогнула еще раз и медленно вытянула ноги. Большие черные глаза ее раскрылись. В них я увидел высокие тучи, спокойно плывущие по небу.
НОВЫЙ ДРУГ
Дорогой читатель, тебе, наверно, тяжело читать эти записи: мне приходится то и дело говорить о смерти. Но что делать? Где фашизм, там убийства неизбежны. Гитлеровцы обосновали свои зверства "научно". Их расистская "теория" провозгласила единственно полноценными людьми на земле только немцев "арийской крови". Все другие нации и народности были объявлены существами низшими, созданными для рабства.
Свой путь к мировому господству гитлеровцы прокладывали огнем и мечом. Они ринулись на человечество, как темная туча саранчи набрасывается на поля. Жизнь на земле оказалась под угрозой. Кто мог остановить бронированную машину фашизма и выбить из рук его кровавый меч?
Надежды всего мира обратились к Советскому Союзу, к его отважным воинам.
Страшен был для фашистов советский солдат. Им стало ненавистно не только оружие в руках советских людей, но и само их существование на земле. Ведь мы были вооружены прежде всего учением Ленина. А такое оружие из рук не выбьешь. И фашисты опасались даже взятых в плен израненных и обессилевших солдат.
Наша стойкость, наша любовь к Родине, которую мы не скрывали от врага, уже была ненавистной и опасной для гитлеровцев "красной пропагандой". Что им было делать с этими пропагандистами? Умертвить всех, стереть с лица земли! Иного пути для фашистов не было.
