Меж рабством и свободой: причины исторической катастрофы - страница 120

Исходя из этих данных и из того, что мы вообще знаем о князе Василии Лукиче, есть все основания предположить, что он и в критический момент февраля 1730 года затеял интригу с целью оттеснить князя Дмитрия Михайловича и стать фактическим правителем страны.

Перед князем Дмитрием Михайловичем встала еще одна мрачная проблема — все, что он затевал, он затевал вовсе не затем, чтобы поставить во главе государства князя Василия Лукича. И поскольку близость краха была ему не до конца еще понятна, этот новый поворот событий должен был усугубить уныние старого князя.

Алексеев, проанализировав свидетельства послов, писал: "Эта роль посредника, которую взял на себя князь Василий Лукич, была до такой степени двусмысленна, что некоторые подозревали его в тайной агитации против плана Голицына и в намерении восстановить старый порядок, при котором он надеялся стать первым человеком в государстве"[105]. Алексеев прямо опирался на утверждения такого рода: "Некоторые полагают, что он (князь Василий Лукич. Я. Г.) имеет намерение стать во главе государства, внушая для этой цели здешней государыне намерение сделаться неограниченной монархиней, как были ее предки, воспользовавшись для этой цели замешательством, в котором находятся составители проектируемых реформ государственного управления". Догадки Маньяна далеко не во всем соответствуют действительности. У нас нет достаточно веских оснований, зная, что произошло дальше, — а Маньян этого, естественно, еще не знал, — подозревать князя Василия Лукича в намерениях восстановить самодержавие. Но вполне вероятно другое — даже при упрочении конституционной формы правления князь Василий Лукич постарался бы, коль скоро он подчинил бы Анну своему влиянию, занять первое место, оттеснив князя Дмитрия Михайловича.

Однако для тонкого и хитрого дипломата князь Василий Лукич вел себя слишком прямолинейно, и этим немедля воспользовался Феофан.

Архиепископ Новгородский в поведении князя Василия Лукича нашел новый и богатый источник для сильной и убедительной демагогии. Его рассказ о притеснениях, которым подвергалась Анна по прибытии в Москву, демонстрирует нам приемы Феофановой агитации.

Паче же бедное самой Государыни состояние, аки бы пред очами ходящее, на гнев и ярость позывало: не приходит она, не видит, не поздравляет ее народ. А когда тому всюду весть пронеслась, что кн. Василий Лукич, как бы некий дракон, блюдет неприступну и что она без воли его ни в чем не вольна, и неизвестно жива ли? а если жива, то насилу дышит, и что оные тираны имеют Государыню за тень Государыни, а между тем злейшее нечто промышляют, чего другим догадываться нельзя.

Умный Феофан, понимая, что опровергать идеи верховников и шляхетских конституционалистов, ратующих за широкие права "общенародия", есть дело трудное и неверное, избрал иной, самый простой способ и самый низкий уровень агитации. Если сподвижники Остермана оперировали простейшими и испытанными политическими аргументами — внешняя угроза, возможность получить свободы и права из рук императрицы, — то клевреты Феофана агитировали на примитивном и потому надежном уровне дворцовой склоки. Несчастная беззащитная императрица не только угнетена злодеями верховниками, но и сама жизнь ее в опасности. А намерения министров так зловещи, что честное верноподданническое сознание и вместить этого злодейства не может… Феофан обратился к генетической памяти шляхетства, использовав тот же прием, что и противники Нарышкиных. Тогда — в 1682 году — был распущен среди стрельцов слух, что родственники малолетнего Петра извели его старшего брата Ивана (будущего отца Анны). И этот слух, взывающий к естественным человеческим чувствам, подвигнул стрельцов на штурм царских палат.

Нечто подобное происходило и сейчас. Темные намеки Феофана заставляли гвардейцев, главный объект агитации, предполагать нечто более страшное, чем корыстное поведение властолюбивых министров.

Гвардейские офицеры, совершенно запутавшиеся в происходящем, растерявшиеся перед непривычной сложностью выбора, — насколько все было проще в январе 1725 года! — ждали простых решений и простых объяснений. И получали их. А получив, готовы были мстить за свою унизительную растерянность, тем более что это свирепое побуждение прикрывалось благородной задачей спасения законной государыни от коварных узурпаторов.