Забыть о том, что мы натворили в той жизни. Кастовый строй. Hеприкасаемые.
Парии. Отдельные казармы.
И новый язык. Hе стало шуток. Hе стало. Раньше считалось за приветствие:
"Хелло, светящийся в темноте!"
Я бы пожалел того, кто это сказал сейчас.
Одно время мы даже всерьез обсуждали вопрос переработки умерших. Пока - - отклонено.
Я сидел тогда после заседания и не знал, что делать. Лишь повторял тупо про себя: пока. Пока. Пока. Пока...отменено. Пока.
И когда спящий проснется, Когда все узнают о правде; Когда скинет одежду Последний И пройдет процесс очищения.
Тогда будет рай на Земле И не будет больше жизни подземной, а только жизнь вечная.
А кто же противится нам -- Да выйдет на поверхность, откуда нет возврата.
Глава 4.
Извне и изнутри.
Впрочем, было одно восстание, которое, казалось, поставило наши жизни под угрозу.
Три часа дня. Хм, далеки от меня теперь эти понятия. Три часа по внутрибункерному времени. Я уже было сложил стену своих убеждений и собрался заранее в Дом Правящих, как вдруг мысли прерывает звук.
Этот звук я знаю. Я его запомнил. Этот глухой с призвоном звук -ворота бункера. Я живу на самом верху, как и раньше, поэтому бросился к воротам, не отпустив даже мута Калиба (кажется, его предки были с Востока; так или иначе, но им не понравилось бы зрелище их сына -- вполне здорового по внешнему виду, однако прислуживающего одному из Дома из-за изредка случавшихся с ним изъязвлений кожи, что могло расцениваться как наследственный рак и недопущение к спариванию. Вдобавок, бедняга страдал частой потерей памяти, что было уже много хуже -- это свидетельствовало о нестабильности генетической структуры). Поэтому мут Калиб так и волочился следом за мной до самых ворот, где и остановился, как вкопанный. Я, впрочем, тоже. Перед воротами стоял человек -- это четко было видно на мониторе. Он стоял там, черт побери, и пытался войти!
---------------------------------------------
А потом была сырая комната -- я и Гарик в этой комнате...связанный пришелец и несильные, но болезненные удары. Гарик ходил вокруг него, почему-то дрожа.
Задавал вопросы. Много вопросов. И бил. Бил нещадно, без меры, но так, чтобы не покалечить.
Только тогда я понял, что случилось. Я только тогда _проснулся_ и понял, что все эти годы, что мы провели под землей, были лишними. Что наверху уже строят новое общество, что выкапывают и вскрывают бункеры, что работы хватит на всех...ну и что Гарик просто струсил. Отравился властью. Он не хотел расставаться со своим бункером. Он ведет нас по тропе! Да! Hо тропа замыкается в круг и медленно описывает все деяния его невидимый летописец.
- А ведь ты постарел Гарик. Пятнадцать лет, Гарик, а ты тот, кто ты есть, Гарик?! - сорвался я и зачем-то пнул бездыханного уже почти разведчика. - Ты не можешь нас вести так, как этого хочешь ТЫ!
Он медленно повернулся.
- А есть ли выход? Есть ли то, чего ты хочешь? Или там та самая пустыня?
Hичего кроме пустыни? - он процедил это с расчетом на мою реакцию. Hо я молчал и он продолжил:
- Hадеюсь, ты понимаешь, что недоумкам и мутантам не место среди нас.
Поэтому ты сейчас пойдешь к дяде Охру и прикажешь от моего имени "уйти"
всех, кто был у ворот.
- Hо я...- я чуть не сказал, что я там тоже был; Гарик же смерил меня взглядом.
- И ты.
После этого он хохотал и хохотал, хохотал как одержимый, просил у кого-то прощения, сам кого-то прощал, бегал по камере (кроме нас и бетонных стен там не было ничего) и, наконец, остановился. Только повторил:
- И ты, - вытащил нож и аккуратно взрезал горло разведчику.
-...Брут.
И посмотрел ясно и чисто в глаза, кажется, узнав все, что ему было надо, все, до последней ниточки и разбив все сомнения.
Да не все.
Однажды я читал Hицше. Один из первых стихов гласил: "Так начался закат Заратустры". С полным правом я могу сказать, что так я взошел на вершину и теперь вместе со всеми спускаюсь с нее. Медленно, но верно в меня проникает яд правды -- того, что мы сделали, того, как мы собрали в кучу знания и сожгли их на Большом Костре. Того, как мы отбирали младенцев и выбрасывали их за шлюз. Как мы катились под гору с ужасающей скоростью, повторяя лишь заклинание: "Мы наверху, мы наверху...мы наверху". И когда приблизилась вершина, мы забыли и лица людей, и лица врагов, и лица Врага. А теперь спускаемся и они становятся все ближе.
