— Ага. Я когда-то тоже так думал про себя, — невесело усмехнулся старик и принялся растирать ладонями обрубки своих ног, от которых ни осталось ничего ниже колен. И коленей тоже не осталось.
Казимир в прошлом сам был опытным сталкером и тогда именно он, будучи наставником Сергея, учил его их нелегкому ремеслу. Именно от него Маломальский перенял глубокое убеждение, что самый удачливый сталкер — это одиночка. Это могло выглядеть парадоксально и нелепо, но именно в том, что отправляться на выход в одиночку безопаснее, чем в группе, Сергей был глубоко убежден. И хотя со временем Казимир пересмотрел свои взгляды и признал эту аксиому не самой верной, Бумажник все-таки придерживался именно этого правила. Когда ты один, тебе не надо следить за товарищами, чтобы те не попали в беду. Один человек меньше привлекает внимание всей той нечисти, что оккупировала внешний мир их планеты. И если попал в беду, то рассчитывать надо именно на себя и больше ни на кого, кто мог бы не оправдать надежд, подвести или сам попасть в беду, утянув за собой в непоправимость смерти и тех остальных, кто кинется ему помогать. Хотя, если уж быть до конца честным перед самим собой, то еще не факт, что он сидел бы сейчас на своей койке, не встреть его у входа на станцию группа сталкеров с пулеметами и огнеметом. Все-таки это правило, порой давало сбой.
— Ладно, дружище, не капай на мозги. Я ведь вернулся в полном порядке. — И Сергей, улыбнувшись, подмигнул Казимиру.
— Ты да. А вот группа Лося нет.
Сталкера словно ударили обухом по голове. Он с раскрытым ртом уставился на своего бывшего наставника.
— То есть как?!
— Да вот так. Они вышли прочесать окрестности. По твою, кстати, душу и по душу этого раздолбая Кубрика. И не вернулись. Потом дозоры с южного и северного портала поднимались и обследовали все рядом с входом. Никого. Углубляться в город не стали, чтобы и самим не сгинуть. Еще и полнолуние это… — Старик вздохнул.
— Погоди, но ведь это они меня встретили у входа. Лось сказал, что Кубрик где-то в районе Нагатинской в руинах плачь детский слышал и пошел смотреть. Может они за ним пошли? Сколько времени прошло?
— Часов восемь, — Казимир пожал плечами.
— Но ведь это не срок. Чего раньше времени ребят хоронишь? — Сергей нахмурился. Он вдруг подумал, что если бы не его задержка, то и им не пришлось бы подниматься в полнолуние из метро. Хотя… Был же еще Кубрик…
— Да не хороню я. Но все равно. В полнолуние выйти. Это, знаешь…
— Знаю, черт тебя дери. Я там был в полнолуние. И ничего как видишь.
— А что там с Кубриком, говоришь? Плач детский? У Нагатинской?
— Так Лось сказал.
— Занятно. Это станция ведь заброшенная. — Задумчиво хмыкнул Казимир.
— Да, но слышал-то ребенка он на поверхности. В руинах.
— А что если на поверхности живут где-то люди?
— Да ты совсем что ли? — усмехнулся Маломальский. — Как такое может быть, скажи?
— Ну, хорошо. Допустим. — Казимир лизнул указательный палец и извлек из внутреннего кармана своего старого сюртука военного пошива сложенный вчетверо лист плотной бумаги из школьного альбома для рисования. Старый потрепанный листок, на котором Казимир, еще, будучи сталкером, а не покалеченным инвалидом, нарисовал карту их мира. Это была схема-путеводитель московского метрополитена. Очень похожая на те, которые печатали когда-то, в другой жизни на оборотной стороне рекламных проспектов или вешали в вагонах электропоездов. Только карта эта отражала реальную действительность их новой эры. Там были отмечена станции «Ганзы» к которой так же относилась и Тульская. Красная линия коммунистических станций. Полис и Четвертый рейх, где окопались неофашисты. Другие группировки. Различные угрозы. Обвалы. Белые пятна, которые предстояло исследовать. Периодически Казимир вносил туда коррективы, когда где-то менялась власть или жилая станция вдруг становилась вымершей, как это случилось, например, давным-давно с Тимирязевской, опустошенной лавиной крыс. Многие и очень многие желали иметь такую карту, где во всех подробностях было видно, что ждет на той или иной станции, в том или ином тоннеле. К Казимиру порой приходили целые делегации от различных группировок, диггеров, охотников, сталкеров. Казимир иногда перерисовывал карту, правда не так красиво и аккуратно как на этой единственной, что принадлежала лично ему, и с которой он не расставался даже тогда, когда стал прикованным к одной единственной станции из-за отсутствия ног, и продавал свою работу. Сейчас он тем и жил, что рисованием карт. Благо, он был в большом авторитете среди сталкеров и охотников практически всего метро и Казимир своевременно узнавал от них о тех или иных изменениях в геополитике их подземного мира, чтобы вовремя вносить изменения.
