— Вот посмотри, — сказал деловито старик, развернув карту. — Мы вообще, когда последний раз Нагатинскую проверяли? Глухой кордон стоит и все. А что если она опять населена?
— И кем? — Сергей скептически усмехнулся. — Да и кто ее мог населить? Разве не через нас они должны были туда пройти?
— Зачем именно так? А если крюк сделали? С Автозаводской, через Каширскую, Варшавскую, Нахимовский проспект.
— Глупость полная. С Автозаводской, вот тут, пути на поверхность выходят. — Сергей ткнул пальцем в карту.
— И что? Неужто невозможно пройти этот участок?
— А смысл? Не проще через нас? У нас тут шпиономании нет. Это не красная станция. И не рейх. Договориться и пройти нет проблем.
— Ну а если причины были?
— Да какие там причины? — отмахнулся Бум.
— Ну, хорошо, упрямый ты наш. Откуда тогда плачь детский?
— Да черт его знает. Мало ли что. Я вот давеча видел, как скелет в костюме и шлеме встал и пошел.
Казимир засмеялся.
— Это глюки, Сереж. В полнолуние бывает.
— Но я же видел.
— Глюки, на то они и глюки…
— Ай, ладно, — Сергей досадливо махнул рукой. — Давай похаваем чего-нибудь, а? Мне на пустой желудок триндеть с тобой как-то не с руки. А за едой разговор самый тот.
Казимир снова засмеялся. На сей раз тихо и по-доброму.
— Хорошо, Сережа. Пойдем ко мне. Покормлю. И чаем напою кстати.
— Чаем? — Сергей удивился.
— Именно. Вчера челноки приходили. Чай с ВДНХ приволокли.
— Ого. Ближний свет. Дорогое удовольствие. Неужто и вправду угостишь?
— А я когда для тебя чего жалел? — с укором в голосе покачал головой старик. — К тому же мои карты тоже кое-чего стоят. Особливо для барыг этих, челноков. — И он, развернувшись, стал крутить колеса своего кресла, двигаясь на выход из палатки.
* * *
Палатка старика была рядом. Между ними они очень давно соорудили столик, за которым в праздный день любили посидеть за чарочкой или просто трапезничать вместе, наблюдая за жизнью на станции и ведя различные беседы. Сергей любил этого старика. Уважал его. И не было для него ничего теплее таких вот посиделок и бесед, в промежутках между путешествиями по метро и выходами на поверхность.
Маломальский так же выволок свой рюкзак, чтобы между делом Казимир мог осмотреть его трофеи. А трофеи Бумажника отражали его извечную страсть к книгам и чтению. Маломальский был, наверное, единственным сталкером, который охотился исключительно за печатным словом. Собственно, потому его бумажником и прозвали. А всякое оружие, одежду, посуду, прочее бытовое имущество, добывал лишь в довесок. Обычно сталкеры искали книги лишь по контракту с Полисом. Администрация Полиса хорошо за них платила. А вот Сергей искал книги сам. Сейчас он вальяжно развалился на скрипучем стуле, неторопливо ел корнеплоды и попивал горячий отвар из этой выращенной на ВДНХ дряни, что ценилась во всем метро. Он то и дело кивал и улыбался тем из снующих по станции людей, что проходили мимо и бросали на него взгляд, махали рукой. Кто-то, похоже, специально проходил мимо, чтобы убедиться в недостоверности слухов о его гибели на поверхности.
Казимир, как это обычно бывало, рылся у него в рюкзаке.
— Ты и мыло добыл? Вот это молодец!
— Возьми себе два куска. — Кивнул Сергей.
— Да ну брось ты.
— Возьми, возьми. Специально для тебя и брал. А вообще все забери. Продавать мыло я не собираюсь. Но хранить у себя в палатке не хочу. Сопрут пока меня не будет.
— А ты собрался куда? — старик поднял на него взгляд своих невероятно светлых серых глаз.
— Ну, как же. В Полис пойду. Книги понесу им. Парочку оставлю себе почитать, остальное на продажу.
— Далось тебе переться туда? Отправь через челноков. Они еще здесь. Завтра обратно по станциям пойдут.
— Ну конечно, — Сергей поморщился. — Будто не знаешь, какую они накрутку дерут. Нет. Я уж сам. Без посредников. Мне побольше маслят надо. Поиздержался я в свой последний выход.
— Куда же ты два рожка выпульнул? — усмехнулся Казимир.
— А что, забыл как там наверху весело? — Сергей усмехнулся в ответ.
— Да нет. Не забыл. Скучаю даже по былым походам. — Старик вздохнул и снова стал массировать обрубки ног в зашитых камуфлированных штанинах. — Ладно. Поглядим, что ты там для любителей всякого чтива набрал. — Он извлек первую книгу. — Букварь?
