Я сочувственно загрустила. Катька это заметила, хлопнула меня по спине (довольно чувствительно, между прочим!) и весело произнесла:
— Ничего страшного! Мы знаем, где Макферсон остановился. В случае надобности найдем его без проблем. Так что не горюй, Саныч! Грех предаваться унынию, когда есть другие грехи!
— Например, грех чревоугодия, — с тайной надеждой намекнула я. События последнего времени вызвали нешуточный стресс, а лучшее лекарство против стресса, как известно, вкусная, умело приготовленная еда. — Катенька, кушать хочется. Правда, правда! Может, заглянем в какое-нибудь кафе, а? У меня в животе как в разгар Октябрьской революции: залпы, конский топот, баррикады… Того и гляди, желудок свергнут!
Словно в подтверждение сказанного, в моем животе угрожающе громыхнуло. К счастью, Катька прониклась революционной обстановкой в моем организме. После секундного размышления она согласно кивнула и двинулась к машине.
— Что-то, мне кажется, здесь табаком пахнет. — Подружка подозрительно потянула носом воздух и с недоверием покосилась на меня.
— Наверное, оттуда, — беспечно мотнула я головой в сторону двух девиц весьма экзотического вида, куривших поодаль.
Объяснение удовлетворило Катерину, ее бдительность снова задремала, а я еще раз порадовалась собственной изворотливости. Что и говорить, умение правдоподобно врать в наше неспокойное время очень даже необходимо!
Обедали мы не где-нибудь, а в ресторане гостиницы «Балчуг». Практичная Катерина решила совместить полезное с приятным: она навела справки у администратора и выяснила, что мистер Макферсон действительно остановился в этом отеле, но в данный отрезок времени в номере его нет. Пару часов назад он заказал такси и уехал.
— Прыткий чухонец! И где, спрашивается, его черти носят? В гостинице нет, у Академика тоже нет… — ворчала подружка, пока я внимательно изучала меню.
Желудок готов был принять любую пищу, но разуму хотелось чего-нибудь изысканного. После долгих душевных терзаний я наконец остановила свой выбор на осетрине, запеченной под каким-то хитрым соусом. Название соуса в меню длинно и красиво обзывалось по-французски, но было совершенно непонятно, что за этим кроется. Робея, я попросила официанта прочитать название иноземной приправы и объяснить, из чего это делают. В коротком монологе молодого человека я распознала очень мало знакомых слов: перец, соль, оливковое масло… Название остальных составляющих соуса так и осталось тайной. Кроме осетра, в заказ вошел настоящий украинский борщ с пампушками, карпаччо, тоже из рыбы, легкий овощной салат и фруктовый десерт.
В целом, как обычно говорят в таких случаях, обед прошел в теплой, дружественной обстановке: официант был внимателен, пища — вкусна, а на бормотание Катерины я перестала обращать внимание, едва первая ложка борща обрела покой в моем истомившемся желудке. Одним словом, домой я возвращалась со светлой мыслью, что жизнь удалась и что все проблемы, время от времени возникающие в ней, легко разрешимы. Дальнейшие события показали, как человек может ошибаться в своих умозаключениях.
— Ты иди, Сань, я только загоню тачку в стойло, — распорядилась Катька, когда автоматические ворота плавно сомкнулись за нами.
Я охотно последовала приказанию подруги: очень, знаете ли, хотелось прилечь на что-нибудь мягкое и незамедлительно предаться отдохновению, но прежде следовало выпить чашечку кофе с аппетитной, но ма-аленькой булочкой…
— Ты почему орешь, словно тебя кастрировали?! — ворвалась на кухню Катерина.
Я и в самом деле орала, и только появление подруги заставило меня заткнуться. Впрочем, ненадолго, потому что сама Катька при виде открывшегося «пейзажа» закричала громче меня. Пришлось к ней присоединиться, и минуты три наши эмоции выходили наружу. Катька, которой первой удалось оправиться от увиденного, отвесила мне увесистый подзатыльник. На мой слабый протест против рукоприкладства подруга не обратила никакого внимания и, вытянув руку в широко известном ленинском жесте, осведомилась:
— Это он?
За барной стойкой, отделявшей рабочую кухонную зону от столовой, на высоком табурете сидел иностранный гражданин. Личность его была нам знакома, потому что не далее пяти-шести часов назад он сидел здесь же и с аппетитом поглощал щи из кислой капусты собственноручного Катькиного производства. Тот факт, что при нашем появлении Макферсон не проявил никакой активности, не поднялся навстречу дамам и не извинился за свое незаконное вторжение на частную территорию, свидетельствовал как минимум о его невоспитанности, а как максимум — о том, что парню сейчас этикет по барабану. Дело в том, что Джош в данный момент был окончательно и бесповоротно мертв. Во всяком случае, я склонна была так думать, глядя на дырку в его затылке. Скосив глаза в мою сторону и заметив, что я готова снова разразиться криком, Катька поспешила успокоить:
