Суходол наклонился, сдернул с пола ковер с изображением полосатого тигра и слегка отряхнув пыль, понес в альков.
— Вот, Леночка, плед. Я тебя сейчас укрою.
Николай Николаевич, насторожившийся при первых словах женщины, наклонился ко мне.
— Это Лена, моя супружница! — очень довольный, прошептал он.
— Вот как?! Но чему тут радоваться? — невольно вырвалось у меня.
— Как чему? А музыкант то?! Она ему сегодня утром сказала, что уезжает навестить свою мать. Маму!!!
— А вы пожалуй правы, что сегодня так меня настигли, — возвратясь, добродушно сказал нам Суходол. — Завтра я уезжаю в Сочи по заданию Семена Михайловича.
— Семена Михайловича, оо! — содрогнулись мы.
— А оттуда по вызову Анастаса Ивановича прямо в Москву.
— Самого Анастаса Ивановича, уу!!
— Но вы, товарищ Суходол, не оставьте и нас своим попечением, — смиренно попросил Иван Григорьевич.
— Придется, — милостиво согласился инженер и тотчас начал на листке таинственные калькуляции.
— Дело обойдется вам в две тысячи пятьсот рублей, — сказал он, энергично обводя итог.
— Однакож в прошлый раз это было только две тысячи? — удивился главбух.
— Я недоучел срочности заказа, доставка на самолете из Ленинграда, ночного вашего нападения и прочего. Впрочем, если вам дорого…
— Согласен, согласен, — замахал на главбуха руками Машкин. — Умоляю, товарищ, обеспечьте в срок.
— Постараюсь, — скромно отвечал могущественный делец.
V
Суходол не надул. Через неделю мастер Кузьма Овечкин доложил, что станок им пущен и работает с полной нагрузкой. От «озеленения заводской площадки» пришлось полностью отказаться: всю зелень на пять лет вперед слопал проклятый станок. Жизнь в конторе «Паросила» постепенно пришла в норму. Главный инженер Дрянников уехал в командировку, управляющий Машкин вполне оправился и только иногда нервно вздрагивает, когда кто-либо оплошно употребляет в разговоре созвучные пережитому кошмару слова, вроде: ананас, атлас, ватерпас и т. п. Но врачи заверяют, что и это у него пройдет. Целительное время!
Однажды в конторе снова была ночь и снова Николай Николаевич по особенному, так сказать заключительно, щелкнул на счетах и произнес:
— На сегодня довольно!
— Да, пора кончать, — согласился я, сложил бумаги и вытащил коробку с шашками.
— А теперь предадимся пороку! — предложил я.
— Нет, сегодня не выйдет, — отвечал главбух и пояснил: — Я снова семейный человек, вчера вернулась ко мне Елена Михайловна.
— А музыкант?! — не совсем деликатно полюбопытствовал я.
— Полная отставка. И так как он, дурак, не сумел закрепить за собой жилплощади, то мы надеемся совместными, с Леночкой, усилиями его выдуть из нашей комнаты на улицу.
— Искренно поздравляю вас, Николай Николаевич, — воскликнул я и с чувством пожал ему руку. — Желаю вам семейного счастья во всей, так сказать, полноте вашей жилой площади. Кстати, мне давно хотелось вас спросить, где, как вы думаете, Суходол тогда достал этой редкой стали на шатун?
— Как где?! — удивился главбух и даже с некоторым сожалением, как мне показалось, посмотрел на меня. — Да на паровозостроительном у Пятакова и достал. А вы не знали?!
— Признаться, не допускал такой возможности. В таком случае Суходол слупил с нас немилосердно!
— Не нахожу: уж больно много участников. Вы я вижу, Алеша, большой идеалист, хоть и завхоз!
Страшная догадка вдруг мелькнула в моей голове.
— Главинж Дрянников знал? — тихо спросил я.
Николай Николаевич кивнул головой.
— А главплан Аким Акимович?
— Конечно!
— А Овечкин?
— И он более ста рублей царапнул!
— А Иван Григорьевич? — с трепетом спросил я.
— Ну что вы! Этот хоть в игре и участвовал, но в качестве дурака, — хитро улыбнулся главбух и наставительно прибавил:
— Великое дело, молодой человек, кооперация, даже при социализме, или верней: в особенности при социализме.
