Профессор Зайцев, не прощаясь, двинулся к выходу. Палый кинулся его провожать.
— Так не извольте, гражданин, сомневаться. Я прыгну с кровати или как иначе, но прыгну, — в дверях заверял он гостя.
— Покорнейше благодарю, — рассеянно проговорил профессор. — Прощайте.
Гражданка Цокот жила в одном из мурых, выходящих на улицу, домов. Парадное в нем оказалось, по обычаю переулка, забито досками, и Зайцеву пришлось идти другим грязным двором, мимо новой помойки. Взойдя на черное крыльцо, он попал в застекленную общественную галлерею. По ней вкривь и вкось было развешено для просушки белье (за ним из внутренних окон неустанно следили владельцы). Осторожно раздвигая перед собою эту мокрую изгородь, Зайцев стал пробираться к ближайшей двери, но все же как то не остерегся, и его с размаха хлестнуло по лицу чем то влажным и гадким. Сердит и в обиде, он не стучась рванул за щеколду, и очутился в затемненной, довольно большой комнате с красной, дурного вкуса, кушеткой на переднем плане. Вскоре он рассмотрел еще двух дам в сильном неглиже, примерявших наряды перед зеркалом. При появлении нежданного гостя, дамы смутились, но смутились не сразу.
— Вам что угодно? — недовольно спросила старшая из дам, оказавшаяся мадам Цокот.
Младшая же, ее дочка, стройная и очень недурная собою брюнетка, протяжно взвизгнула и неспеша направилась за платком.
— Кира, это ведь доктор! — успокаивающе проговорила мать. — Если не ошибаюсь, вы наш сосед, профессор Зайцев. Чем обязаны?
Зайцев кратко изложил причину своего визита.
— Не может быть, чтобы мой мальчик… — возмутилась мадам Цокот. — Вам наверно его оговорили!
— Это Палые на него придумали, — поддержала свою мать Кира, успевшая наконец накинуть на себя шаль. — Товарищ Сомов из крайкома, вы должны его знать, аттестовал недавно брата как активиста.
— Активист, конечно, — согласился Зайцев. — Но я сам видел, как он…
В это время послышался со двора автомобильный гудок, и дамы заметались по комнате.
— Хорошо, я поговорю с сыном, — успела еще сказать Цокот, хватая свои одежки и исчезая. Кира же, вероятно в замешательстве, снова скинула с себя платок и завертелась у зеркала.
Профессор двинулся к выходу. Во дворе он увидел упитанного субъекта, вылезающего из синего лимузина, и вскоре услыхал, как в доме протяжно взвизгнула застигнутая врасплох девица.
III
Последствия визита Зайцева к родителям не замедлили сказаться. Вечером того же дня в раскрытую форточку столовой впорхнул всеобщий любимец, кот Мурзик. В порхнул у прошелестел аршинным бумажным хвостом и молча скрылся под диван. Словно это был не кот вовсе, а какой-то допотопный, летающий ящер. Профессорская дочка, Зоя, свидетельница этого события, зубрила в комнате сравнительную анатомию. Долбить же гранит науки, как известно, удобней всего, взобравшись с ногами на диван. Услыша странный шелест, Зоя немедленно соскочила на пол, стала на колени и начала ласково звать:
— Мурзик это ты?! Что с тобой произошло, покажись-ка, детка!
Но Мурзик, обиженный на весь человеческий род, сверкал из темноты на нее глазами и глухо ворчал. Пришлось лечь на пол и тащить кота за лапку.
— Ну не царапайся же так, фу Мурзик, какой ты право, — говорила Зоя, отвязывая бумажного змея. — Ведь это не я сделала, а гадкие мальчишки!
— Зоя, зайди потом продезинфицировать руку, — позвал из кабинета отец.
На следующий день весь забор Зайцевской усадьбы был покрыт причудливыми рисунками и надписями. Возмущенный профессор позвонил в участок. Явился, прихрамывая, пожилой милиционер, заспанный и недовольный.
— Ну что у вас еще?! - сурово спросил он Зайцева.
— Пройдемте, пожалуйста, и вам покажу… художества!
— Кстати, доктор, — оттаял вдруг милиционер. — У меня чего то пятка болит, не ревматизма ли?
— Я принимаю ежедневно но вечерам, — сухо отвечал Зайцев. — Так пойдем!
Заборная живопись, в особенности же стихи, чрезвычайно заинтересовали стража порядка. Он стал мучительно долго скандировать их по слогам. Зайцев, под- конец, не выдержал и сам зачитал «вирши».
— Какая мерзость, — брезгливо сказал он. — Ко мне ходят пациентки, у меня дочь барышня…
