II
Переезд профессора Зайцева в новый дом естественно возбудил живейший интерес обитателей подворий. Но старшие привыкли и скоро отвлеклись, с молодежью же у профессора открылась война на долгие годы.
Враг был мал, примерно два вершка от горшка, но могуществен. Профессора они скоро загнали в безнадежную оборону. Ему пришлось перешить и повысить забор, сверху набить гвозди и навесить колючую проволоку, парадные двери обить железам, снять все звонки, пригласить дворником страховидного Якова, и наконец, приобрести весьма серьезного дворового пса по имени Эзоп. Все эти мероприятия, однако, нисколько не устранили дальнейших выступлений противника.
В особенности обострился террор, когда вошли в возраст и стали главарями подростки Федя Палый и Жора Цокот. Федя был щуплый, белесый мальченка лет двенадцати, Жора же — несколько постарше, паренек чернявый и стройный. Изобретательность их не имела предела и Зайцев, доведенный до отчаяния, решился однажды искать защиты у их родителей.
Дворник Яков, знакомый со всем населением переулка, к этой затее отнесся весьма скептически:
— Ну чего вы, Леонид Петрович, к ним пойдете? — сказал он. — Папаша Федьки Палого босота пухлая. Цокотиха же, — Яков запнулся, подыскивая приличное обозначение, — сука первостепенная. Только время потратите.
Профессор все же пошел. Папу Палого, жившего в сарае во дворе напротив, он застал за приготовлением старки из денатурата. Фигура эта действительно оказалась самая незначительная, и как бы припухшая. Она заметалась по заставленному помещению в поисках стула.
— Не беспокойтесь, пожалуйста, я к вам на минутку, по делу, — смущенный нищенской обстановкой и тяжелым запахом спирта, сказал Зайцев. — Я бы хотел…
— Чего стоишь, у-у… стерва! — перебил Палый Зайцева, обращаясь к своей супруге. — Стулу ищи и подай чистый стакан их угостить. Живо!
— Покорнейше благодарю! — испуганно покосился Зайцев на лунного цвета жидкость на столе. — И вам, как врач, не советовал бы «это» пользовать.
— Напрасно опасаетесь, приготовлено по последнему слову науки и техники, — обиделся за старку Палый. — Он взял бутыль и осторожно ее встряхнул. Жидкость немедленно покорно, словно шампунь, взмылилась. — Эх, для окончательной полировки нет у меня только мятой серой глинки, микстурка была бы как слеза!
— Мятой глинки?! — переспросил Зайцев. — С таким препаратом, признаться, не знаком… Однако мы отвлеклись, не угодно ли вам меня выслушать?
К заявлению Зайцева папа Палый отнесся вполне сочувственно:
— Сколько я на Федьку уже силы извел, не поверите! — пожаловался он. — Его, змееныша, по правильному, давно удушить нужно!
— Почему же непременно бить или душить?! — поморщился Зайцев. — Вы, как отец, должны на него как-то иначе воздействовать. Скажем наставлениями, словами…
— Словами?? — очень удавился Палый. — Да он слов больше моего знает! Нет, гражданин, заблуждаетесъ. Лупить нужно, так лупить, чтобы у него язык опух! Но мне, по правде сказать, заниматься, с ним все затруднительней. Увертлив ?тал и кусается! Теперь его только хитростью взять можно, из засады.
— Как из засады?!
— Схоронюсь я где-нибудь и прыгаю. Но он тоже не дурак, в большие расходы меня ввел. На днях приоткрыл я входную дверь и спрятался сзади. Долго прождал на сквозняке, не куривши. Слышу наконец — идет! Как только показался, прыгнул я, одеяло накинул и занялся, себя не жалея… Уже утомляться начал и вдруг, к своему ужасу, слышу сзади голос. Федькин голос!
— Довольно, пахан! Спасибо!
— Оказывается он, паразит, взамен себя приятеля своего Кольку, сына завдомом, подсунул! Кинулся я за Федькой и заметались мы по двору. Он летит, вокруг нужников кружит и все норовит через помойную яму. Через нее у нас, может заметили, хлипкая доска перекинута. Так он меня завлекает, чтобы рухнул. В трясину! Жильцы повыходили, участие в нас приняли. Мне советуют:
— Давай, давай резвей, Кабысдох! — (Кабысдохом меня Федька прозвал!) — Смелей, сволочь, углы режь! Тю, Кабысдох… тю!
Жильцам развлечение, а мне после целую неделю во всем себе отказывать пришлось. Две литры старки зав домами отволок. Грозил в горком жалиться. Взамен благодарности значит, что я за него постарался, Кольку ему отодрал!
