— Вот это другое дело. Научный подход, — одобрил Сундукевич конвейерное производство.
Он снял очки и, поднеся скрепленные степлером бумаги к самому носу, сказал мрачно:
— Теперь такой вопрос — оплата.
— Договор, — раздал очередную бумагу Кукушечкин. — Ознакомьтесь и подпишитесь.
— Ну, это не серьезно, Гоша! — разочаровался Сундукевич, быстро просканировав документ. — Сейчас без предоплаты ничего не делается. Я требую предоплату. А потом, что это за вознаграждение? Это не вознаграждение. Это материальное оскорбление. Я что — уличный фотограф с обезьянкой? Они что думают: щелкнул затвором — и готово?
— Не суетись под клиентом, Марк. Для того я и раздал предварительно договор, чтобы подготовиться к разговору с заказчицей.
— Что-то бифштекс долго не несут. Пойду, поговорю с хозяйкой, — сказал Сундукевич, поднимаясь из-за столика.
Седой, сверкающий золотой оправой очков, элегантный, изящный, неотразимый, как сам сатана, он подошел к стойке, за которой скучала дородная тетя в пионерской форме.
— Привет, родная! А ты совсем не изменилась, только красивее стала. Узнаешь меня?
— Да кто же вас не знает, — отвечала, пряча недовязанный чулок и лучезарно улыбаясь, пожилая пионерка.
— Как муж? Дети? Бабушкой не сделали?
— Вот старый пройдоха, — сказал Кукушечкин Дреме с ироничным восхищением, — ты посмотри, что с женщиной стало. Цветет и пахнет. Сейчас она ему всю жизнь расскажет. Исповедуется и сама второе принесет.
Так все и вышло.
— Вы давно ее знаете? — спросил Дрема, когда тетя, пожелав приятного аппетита, удалилась, молодо покачивая бедрами.
— Я? Впервые вижу, — равнодушно отвечал Сундукевич, по старой привычке протирая вилку салфеткой и улыбаясь издали хозяйке.
* * *
Центральный комитет женской партии ютился в подвальном помещении старинного купеческого дома, построенного в византийском стиле.
В советское время здание принадлежало КГБ.
— «Место сбора при землетрясении», — прочитал Сундукевич надпись на кирпичной стене. Стрела указывала на дворик, обсаженный по периметру темными липами.
— И что дальше? Какой смысл? — спросил Сундукевич.
— Что непонятного? Встречайтесь в ГУМе у фонтана. Вот и весь смысл, — объяснил Кукушечкин.
— Встретились. А что дальше? — настаивал на своем Сундукевич.
— Не забивай голову, Марк. Придешь — объяснят.
Сундукевич встряхнул дужку очков, подошел поближе к указателю и прочитал под официальной красной надписью «Место сбора при землетрясении» нацарапанное от руки черным маркером дополнение: «на том свете».
— Тогда бы уж и показывали стрелкой на небо. Остряки.
При этом Сундукевич с неодобрением посмотрел на Дрему.
— Угораздило же нас поселиться на границе континентальных плит, — сказал Георгий Иванович. — За какие грехи? У меня уже этот страх в подсознании. Так и ждешь толчков.
В совершенно квадратной приемной, забавляясь видеоигрой, скучала перед монитором компьютера девица, стриженная под новобранца. Она жевала резинку и время от времени выдувала розовый пузырь. Он лопался со звуком пистолетного выстрела. Из ушей девицы торчали провода. «Ждем!» — приказала она, прервав комплимент, источаемый Сундукевичем, и походкой шахтера, отработавшего две смены, направилась к двери с табличкой «Генеральный секретарь женской партии Александра Т. Двужильная». У девицы были лейтенантские плечи, а бедер не было. О такой натурщице мечтал Пикассо. «Заходим!» — приказала она и надула пузырь. Пузырь лопнул, перепугав Сундукевича.
Кабинет лидера партии одновременно напоминал камеру, тронный зал и парикмахерскую.
С одной стороны — сводчатые потолки, кованые решетки на маленьких оконцах, прорубленных глубокими нишами под самым потолком, гнетущая тишина предполагали возможное появление Ивана Грозного с окровавленным посохом или, на крайний случай, скрипящего портупеей чекиста с дымящимся револьвером в руке, с другой стороны — высокое кресло, монитор компьютера, зеркала, тонкий запах сирени. Гламур и амур, как говорил Сундукевич.
Когда арт-бригада вошла в кабинет, случилось событие, которое для более проницательных людей послужило бы предупреждением. Событие это было планетарных масштабов: содрогнулся земной шар. Вещь обычная в этих местах — подземный толчок, сопровождаемый утробным гулом недр и неприятным треском конструкций здания. Все по привычке жителей сейсмоопасной зоны вопросительно посмотрели на люстру. А Сундукевич, укрывшись в дверной нише, предположил:
