В трубке свистело и жужжало, и прошла добрая минута, прежде чем было установлено соединение. Анника внимательно рассматривала темные окна приюта, пока шли гудки.
Сколько раз они с Ниной обсуждали убийство в Сёдере? Сколько раз поднимали вопрос о том, виновен Филипп Андерссон или невиновен? Был ли Филипп связан с криминальным миром или с Давидом Линдхольмом? После того как побывала в тюрьме у Филиппа Андерссона, она сразу же, по пути домой, заехала к Нине и рассказала ей об этом визите…
В трубке раздались частые гудки, как будто на противоположном конце нажали отбой.
Неужели во всех этих разговорах у Нины был какой-то свой, скрытый интерес, неужели она все время лгала и разговаривала с Анникой только для того, чтобы выпытывать у нее нужные сведения и направлять то, что она писала?
Анника еще раз набрала номер. В коридорах и комнатах приюта стали зажигать свет. Появилась Генриетта с Александром. Мальчик был настолько мал, что Анника не сразу его заметила. Локоны на его светлой головке подпрыгивали при каждом шаге.
В трубке что-то щелкнуло, и заработал автоответчик компании «Телия». Анника торопливо отключилась, словно должна была сделать что-то абсолютно ей ненужное.
Она положилась на Нину, но та ее обманула.
Анника попросила Нину достать паспортную фотографию Ивонны, и Нина ни словом не обмолвилась о том, что они сестры.
Анника сделала третью попытку. Снова автоответчик. Она откашлялась.
– Привет, это Анника Бенгтзон, – сказала она. – С Новым годом. Ты не перезвонишь мне, когда получишь это сообщение? Пока.
После этого Анника позвонила на коммутатор полиции, и ее соединили с участком на Торкель-Кнутсгатан. Ответил человек, представившийся Сисулу:
– Нина Хофман в отпуске. Она выйдет на дежурство в воскресенье.
Анника поблагодарила и положила телефон на пассажирское сиденье, включила двигатель, выехала на дорогу и, набрав скорость, поехала в редакцию. Поднявшись на холм возле Кальхелля, она вдруг поняла, что ей, собственно говоря, некуда спешить.
Возвращаться и выслушивать глупости Патрика не хотелось, не тянуло ее и в неуютную квартиру на Агнегатан.
Зазвонил ее мобильный телефон. Увидев на дисплее номер своего бывшего супруга, Анника испытала странное возбуждение.
– Привет, это Томас.
Она глубоко вдохнула, ощутив в груди радостное волнение.
– Привет, – ответила она, пожалуй, слишком звонко.
– Что делаешь? Ты на улице, в машине?
Она тихо засмеялась, чувствуя, как ее охватывает приятное тепло.
– Да, ездила по рабочим делам, но теперь уже возвращаюсь домой. Это легче.
– Знаешь, мы тут сидим и строим планы на Пасху, и нам хочется знать, как у тебя складывается неделя после семнадцатого?
Радость была так сильна, что Анника ощущала ее почти физически.
– Ты стал говорить о себе во множественном числе, как августейшая особа? – спросила она, постаравшись придать голосу шутливые интонации.
Но шутка не сработала.
– Знаешь, Пасха в этом году поздняя, двадцать первого апреля, а потом у меня будет очень напряженная неделя. Мне надо будет уехать на конференцию, а это моя неделя. Как ты смотришь на то, чтобы поменяться…
– Пока не могу ничего сказать, – ответила Анника. – Я получила повышение на работе, а это значит, что будут какие-то изменения.
Он помолчал.
– Ты не могла прежде посоветоваться со мной? – спросил он после недолгой паузы.
Гнев вскипел мгновенно, но Анника сумела сдержаться.
– Это не отразится на том, сколько времени я смогу проводить с детьми, поэтому советоваться с тобой не было никакой необходимости.
– Хорошо, – кисло произнес Томас. – С тобой хочет поговорить София.
Он передал трубку своей новой сожительнице, даже не попрощавшись.
– Привет, Анника, это София.
– Привет, – ответила Анника.
– Знаешь, мы обсудили мою сеть, да, мою частную сеть, это чисто женское сообщество; так вот, у нас к тебе небольшое предложение.
Анника сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться и взять себя в руки.
– Ты работаешь с литературным письменным языком, и я хочу спросить: ты не хочешь войти в наш читательский кружок?
Читательский кружок?!
– Э-э-э… – протянула Анника и затормозила перед светофором на перекрестке в Риссне.
