Но, Валерий упрямо смотрел в пол. – «Неужели опрокинул, мурло?» — Можно не сомневаться, что если бы в эту минуту ему под руку подвернулся Волына, эта минута стала бы для него последней. К счастью для Вовчика, он был вне пределов досягаемости. Да что там, он даже ничего не знал.
– Убью его, – шепотом пообещал Протасов. Украинский, примерно представляя, какие демоны гложут Валерия, решил, что самое время подлить масла в огонь:
– Убьешь, конечно. Когда выйдешь. А поскольку выйдешь ты нескоро, если вообще выйдешь, Протасов, с туберкулезом и таким дуплом, что туда бутылка минералки залетит со свистом… – Деньги были где-то рядом. Украинский не собирался отступать, чувствуя себя рыбаком, подцепившим на крючок жирную щуку. – Но, Протасов, и это еще не все. Вот в чем, соль-то. Расправившись с капитаном Журбой и лейтенантом Ещешиным, вы с другом Вовчиком навестили гражданку Кларчук. Не знаю, Протасов, откуда вы узнали, что после наезда она осталась жива, не знаю пока, что вы с ней сделали, подозреваю, тоже убили, и, когда лед сойдет… сколько веревочка не вьется, дружок… Так вот, в подвале ее дома зарезанным найден сотрудник милиции. Кто, – Украинский повысил голос, – кто из вас, гребаные недоноски, паразиты поганые, в совершенстве заточкой владеет, думаю, покажет следствие.
Протасов покачал головой.
– В Софиевской Пустоши, где ты проживал с подельником, – Украинский сбросил обороты, теперь его голос звучал устало, – в доме, который вы арендовали, обнаружено стрелковое оружие. Пистолет-пулемет системы Шпагина и автомат Калашникова. На старом кладбище, куда ты привез обезображенное тело Бонасюка Василия Васильевича, мы нашли вот это, – со скрежетом выдвинув ящик стола, (Протасову показалось, что так скрипит гроб, опускаемый в мерзлую землю), Сергей Михайлович выудил целлофановый кулек, продемонстрировал в вытянутой руке.
– Это чего? – одними губами пролепетал Валерий.
– Пистолет капитана Журбы. Найден на старом кладбище. На нем, как и на автоматическом оружии из дома, твои пальчики, дружок. Так что…
Комментарии были излишними. Они оба понимали это. Украинский не знал, стоит ли выкладывать последние козыри. Имеет ли смысл говорить о страшных находках в Пустоши. И без них отчетливо пахло жареным, а, по мысли полковника, давать показания в прокуратуре Валерию Протасову была не судьба. Он должен был скоропостижно скончаться раньше, например, выбросившись из окна, после того, как раскаялся в содеянном. Точно так же, как другу Вовчику светило погибнуть в перестрелке при задержании.
Поэтому, пока он не спешил доставать на свет последние козыри. Старая часовня в Софиевской Пустоши, в каких ни будь двухстах метрах от дома, где Протасов с подельником снимали комнату, была забита трупами. Зачем обоим уродам понадобилось убивать столько людей – он не представлял даже приблизительно. Пустошь оставляла слишком много вопросов. Выходила за рамки рационального, которых полковник старался придерживаться за долгие годы службы. Рэкет – да, вымогательство и даже убийство конкурентов – сколько угодно раз да. В конце концов, обыкновенная борьба за место под солнцем, пускай без правил, но, хотя бы как-то объяснимая. В Пустоши все было по-другому. Там пахло работой маньяка, на которого Протасов, по мнению Украинского, не тянул. Слишком мрачно, и, к тому же, бессмысленно.
– Что требуется от меня? – хрипло спросил Протасов, и Сергей Украинский понял, что говорить о Пустоши пока не придется. – «Эту загадку мы опустим, – сказал себе Украинский, – оставим прокуратуре, пускай распутывают клубок, дергая за все нитки, что только им останутся. Все, кроме Вовчика Волыны и Валеры Протасова».
– Что требуется? – переспросил Украинский не благожелательно, но вполне спокойно. – Ничего такого особенного, дружок. Сотрудничество. Добровольное, Валерий. Осознанное. Понимаешь, о чем говорю?
– Кругом бегом.
– Мне надо знать, где твой дружок, Вовчик Волына. Знаешь, пока он бегает на свободе, лично я чувствую себя неуютно. Раз он натворил дел, пока ты со своей женщиной забавлялся, то пускай он и отвечает. Это логично, а, Протасов?
