– Ты нас уважаешь или нет? – спросил Бутерброд. Тон вопроса исключал отрицательный ответ.
«Ну, скажи же нет!» — взмолилась Мила Сергеевна, обостренным чутьем загнанного в западню зверя уловив, что слово «нет» повлечет драку, а, возможно, и смертоубийство.
«Ну же, пьяные ублюдки! Порвите друг другу глотки!»
Невидимый оппонент не поднял перчатку, очевидно, почувствовав примерно то же, что и Мила.
– Уважаю, – сказал он.
– Тогда пошли, кинем пару палок.
Нож соскользнул с края и полетел на пол. Любчик ахнул, зажмурившись. Мгновение, показавшееся Миле Сергеевне вечностью, она наблюдала за его полетом, словно была оператором бомбардировщика союзников, а он бомбой, предназначенной немецкому городу. Затем нож угодил в ногу, мужественно подставленную Милой, срикошетил, и практически беззвучно очутился на полу, на полпути между Милой и Любчиком.
– Дальше что? – капельки пота выступили на лбу Любчика, ожидавшего, что Милу вот-вот застукают, и предприятие завершится трагедией для обоих. Части его сознания (той, что не была затуманена страхом), представились девчонки из детства, летом рисовавшие мелками классики, чтобы скакать потом до упаду. Иллюзия была скоротечной и исчезла даже быстрее, чем появилась.
– Что ты творишь? – застонал Любчик и незамедлительно получил ответ. Мила на ходу поддела нож носком кроссовки и тот, будто хоккейная шайба, влетел в пространство между Вардюком и Любчиком.
– Мать честная! – воскликнул Любчик, из зрителя в одночасье став участником. – Ну, ты, б-дь, даешь.
Мила хотела вернуться обратно в комнату, но, на это не оставалось времени.
– Сейчас они за меня возьмутся, – скороговоркой выпалила Мила, – я буду тянуть, сколько смогу, а ты – ты перережешь веревки и… – Договорить она не успела. Дверь распахнулась, бандиты шагнули в бунгало. Стоящая посреди комнаты Мила вызвала у Бутерброда смешок.
– Смотри, Филя, сама прискакала. Выходит, не против, да?
– Я так не думаю. – При виде Милы Шрам сразу пришел в плохое расположение духа. – По-моему, шлюха собиралась свалить! Что, короста, в точку попал? – он хотел ударить ее, потом передумал, и вцепился в ухо. Мила, покачнувшись, закричала, подумав, что оно вот-вот оборвется. Боль была ошеломляющая.
Зато, выпавший из поля зрения бандитов Любчик, матерясь про себя, приподнял массивную ягодицу и накрыл ею нож с таким тщанием, словно был гусыней, прячущей под крылом только что вылупившегося птенца.
– Слышишь, Шрам? Кончай, – сказал Бутерброд, – мы договаривались драть, а не убивать.
– Ухо, б-дь, оторву, и все.
– Кончай, а? Лучше скажи – тут нож на столе валялся. Ногай забыл. Ты не брал?
Шрам ослабил хватку:
– На х… тебе нож?
– Липучку разрезать.
– Зачем?
– А как? – Бутерброд провел ладонью по туго стянутым скочем ногам Милы, а потом постучал по виску.
– Я не брал, – буркнул Шрам, вынимая охотничий тесак, от которого пробрало бы и Рембо Сильвестра Сталлоне. – На, пользуйся.
Бутерброд ловко расправился со скотчем, отложил кинжал Филимонова, а потом в две минуты содрал с Милы Сергеевны спортивный костюм, футболку и трусики.
– Во как! – присвистнул Бутерброд, любуясь. – Ну, кукла. Пойдет.
– Рад, что тебя проперло. – Филимонов сплюнул на пол. От одного взгляда на Милу у него наступила эрекция. И, охватило раздражение. Эти два чувства возникали, как правило, почти одновременно, осложняя жизнь и ему, и тем, кто имел несчастье попасться под руку. Впрочем, даже Любчик невольно приоткрыл рот, залюбовавшись стройными линиями женского тела.
Бутерброд шагнул к Миле, протянув левую руку. Правая дергала зиппер, который, как назло, заело.
– Пожалуйста, только не здесь, – попросила Мила. Ей стоило труда оставаться на месте, но, так было нужно.
– А где? – хрипло спросил Филя, обуреваемый искушением наградить ее парой затрещин. – На потолке, б-дь?
– В спальне.
– Мента стесняешься? – ощерился Шрам. – Так зря. Мусор, один хрен, не жилец. Пускай смотрит, сколько влезет.
Вместо того чтобы заняться Милой, Филя шагнул к Любчику:
– Слышишь меня, мусор? Пипец тебе!
Любчик затаил дыхание, зажмурившись.
– В глаза мне смотри, урод! – удар в живот заставил милиционера скорчиться, судорожно хватая воздух перекошенным ртом.
