Троица профосов привела рядового-шотландца, укравшего у местного крестьянина гуся. Птица была мертва, хайлендер — виновен, однако Шарп не сомневался, что генерал-майор Нэн изыщет способ спасти земляка от казни за мародёрство. Безвременно почивший гусь не пропал, послужив делу укрепления дружбы между союзниками, на чём всегда так настаивал Веллингтон. Пташку Шарп распорядился поджарить на завтрак, залучив на него двух испанских офицеров, ехавших в штаб-квартиру за директивами для дивизии генерала Морилло.
Прибыл деревенский кюре, движимый беспокойством за честь прихожанок и стремящийся заручиться поддержкой британских командиров. Он упомянул о замеченных им к северо-западу от селения кавалеристах маршала Сульта. Сообщению, означавшему, что французы предприняли ни с того, ни с сего обходной манёвр, Шарп не поверил, но в дивизию донесение отправил.
После полудня, получив от командования дюжину новых приказов, Шарп засадил писарей за изготовление копий для каждого батальона и подумывал присоединиться к задержавшимся за столом испанским братьям по оружию. Тщетно. Явился главный гуртовщик-йоркширец с дурными вестями по поводу состояния выделенного бригаде скота.
— Плохи дела, сэр. — он хмуро кивнул на пасущуюся за штабом скотину.
Присланное подразделению стадо должно было служить постоянным источником свежего мяса в походе.
— Выглядят упитанными. — бодро сказал Шарп, втайне надеясь, что йоркширец делает из мухи слона.
— Упитанные-то упитанные. — поморщился гуртовщик, — Вы к их ногам присмотритесь.
Шарп наклонился к копытам ближайшей коровы. Они были сбиты. Шкура на ногах над копытами полопалась, из ран сочилась мутная жижа.
— Не следили за ними, сэр, и — результат… Вот-вот падут. Коровы — не люди, сэр, их нельзя гнать, как проклятых. — было видно, что йоркширцу искренне жаль скотину.
Шарп выпрямился:
— Все двести голов в таком виде?
— Почти, сэр. Надо забивать, сэр. Лучшей услуги им не окажешь.
Пришлось отряжать мясников, искать бочки и соль для мяса. Всю вторую половину дня воздух, пропитанный вонью пороха и крови, оглашало мычание да гром мушкетных выстрелов. По крайней мере, смрад и шум заставили, наконец, откланяться испанцев, уже основательно приложившихся к драгоценным запасам трофейного коньяка генерал-майора Нэна. Из дивизии прискакал адъютант узнать, что за пальба? Шарп завернул его обратно с официальной жалобой на интендантство, подсунувшее больной скот, хоть и был уверен, что жалобу положат под сукно.
Вечером в гостиной донельзя издёрганный Шарп встретился с Нэном. Шотландец находился в радужном расположении духа:
— Четыре пары уток! Обязательно выберитесь как-нибудь! Охота, мой дорогой Шарп, крайне бодрит! Практически как битва!
— У меня и без битв хлопот полон рот. — буркнул Шарп.
— Вы, штабисты, всегда найдёте отговорку, лишь бы не воевать. — подначил его генерал-майор, вытягивая ноги, чтобы слуга мог стащить с него заляпанные грязью сапоги, — Какие новости?
Портить Нэну настроение Шарп не захотел и о коровах умолчал:
— Единственная новость, сэр, то, что подполковник Таплоу нынче на диво тих и кроток.
Подполковник Таплоу командовал одним из двух английских батальонов бригады. Невысокого роста, он обладал взрывным и сварливым нравом, воспринимая каждый приказ сверху, как личное оскорбление. Нэна грубиян забавлял:
— Может, он и не рубаха-парень, зато не интриган. Настоящий англичанин: крайне недалёкий, упрямый, твердолобый. Как пережаренная свинина.
— Или засоленная говядина. — мстительно сказал задетый за живое англичанин Шарп, — Надеюсь, сэр, вы любите засоленную говядину, потому что её теперь у нас до чёрта.
На следующий день наступление продолжилось. Каждая деревня встречала британцев с настороженностью, быстро проходившей, когда крестьяне убеждались, что чужаки, в отличие от родной французской армии, честно расплачиваются за съестное и фураж. Среди бредущих за батальонами солдаток всё больше появлялось француженок. Люто ненавидевшие их испанки постоянно затевали с ними ссоры, доходившие порой до поножовщины. Шарп как-то ввязался в подобную драку, пинками разбросав сцепившихся представительниц «слабого» пола. Раздухарившаяся испанка, не в силах достать француженку, набросилась с ножом на Шарпа, и ему ничего не оставалось, как утихомирить её ударом приклада.
