Она поспешно выдернула из гнезда ключ зажигания. Самоубийство сделает положение еще более опасным для душевного здоровья Шейны.
Как они сумели ее найти? Выяснить ее причастность к преступлению за несколько коротких часов? Они не могли по картотеке управления дорожно-транспортных средств выяснить, что машина принадлежала ей, так как она подделала номер. А если предположить, что он выжил и сумел опознать ее в синей лыжной шапочке? Может, он успел заметить ее «хонду»? Наверное, да. Конечно, он ехал следом за ней. Возможно, он не знал ее имени, но знал, где она живет. Но опять же этого не могло быть. Ведь она снимала это жилище, и им потребовалось бы по крайней мере несколько часов, чтобы отыскать адрес их с Джоном дома. Кроме того, она весьма и весьма сомневалась, чтобы человек, находящийся в предсмертной агонии, мог внятно назвать им улицу и номер дома, который она сняла.
Ее жизнь кончена. Ее посадят в тюрьму и дисквалифицируют. Она не сможет уйти от ответственности за преступление, которое только что совершила. Не имело никакого значения, что он сделал ей и Шейне; она должна была выследить его и официально подать на него в суд. Она подумала о доводах в свою защиту: снижение критической оценки и временное снижение дееспособности. Знала ли она, что ее действия неправильны? Сознавала ли она свою неправоту? Ответ был однозначным и недвусмысленным. Конечно, знала и сознавала.
Чтобы открыть дверцу автомобиля, от Лили потребовалось напряжение всех ее сил и мобилизация всего ее мужества. Она чуть не упала, когда распахнула дверцу и вышла, так как ее рука мертвой хваткой вцепилась в ручку.
Джон открыл дверь, когда она одолела первые четыре ступеньки лестницы, ведущей к двери дома.
— Ради Бога! Где ты была? Я уже в панике. Я все время тебе звонил, но ты не подходила к телефону. Потом я оставил свои попытки и снова позвонил в шесть утра. Но тебя все еще не было, тогда я связался с полицией. — Он помолчал, почесав пальцем бровь. — Я думаю, ты заметила у крыльца полицейскую машину? — Он продолжал искательным и неуверенным тоном: — Я им все рассказал. Они беседуют с Шейной в столовой.
Лили инстинктивно потянулась рукой к горлу: петля, на которой она повисла было, разорвалась. Но это ощущение продолжалось лишь мгновение.
— Что ты им сказал? Я имею в виду, ты рассказал им про изнасилование? Ты решил, что мы должны заявить об этом в полицию?
— Да. И они сказали, что мы должны были заявить еще вчера ночью. Тогда его можно было взять сразу же около дома, он не смог бы далеко уйти. Они не могут понять, как это ты, будучи окружным прокурором, не сообразила, что надо сразу заявить в полицию?
Вспомнив о поддержке полицейских офицеров, он заговорил тверже, в его голосе было теперь гораздо больше уверенности. Он повернулся и вошел в дом через дверь, ведущую на кухню, откуда открывалась дверь в столовую.
Лили вошла в столовую. Там находились двое полицейских в форме: женщина, сидевшая на бежевом кожаном диване рядом с Шейной, и мужчина, стоявший у стены, которая отделяла кухню от столовой. Она была лично знакома со многими полицейскими, но этих двоих видела впервые. Все присутствующие сразу посмотрели на нее, хотя она продолжала говорить приглушенным голосом, словно продолжая беседу с Джоном.
— Прости, пожалуйста, что я тебя так разволновала, — проговорила она, опустив голову, а затем снова посмотрев в глаза Джону. — Я была просто в трансе. Сразу же после того, как вы уехали, я села в машину и собралась по шоссе ехать домой. Потом я сообразила, что еду в противоположную сторону, в это время я уже успела проехать полдороги до Лос-Анджелеса. Я свернула на параллельную дорогу и заблудилась. Потом, когда я снова выбралась на шоссе, то попала в автомобильную пробку. — Чувствуя на себе взгляды посторонних людей, Лили положила руки на плечи Джона, неловко обняла его и отступила назад. — Я собиралась позвонить, но ночью мне было страшно останавливаться и выходить из машины. Кроме того, мне не хотелось будить тебя и Шейну.
Кивком головы она поздоровалась с полицейскими, дав таким образом знать, что заметила их присутствие, и поспешила к Шейне. Девочка была бледна, глаза ее словно остекленели, под ними обозначились темные круги. Она была завернута в одеяло, из которого торчало только лицо. Из горла Шейны вырвались сдавленные рыдания и всхлипывания, когда Лили подошла и обняла ее обеими руками, положив голову дочери к себе на плечо. Шейна потеснее прижалась к матери и просунула голову ей под мышку, как она делала это, когда была совсем маленькой.
