— Господа, вы пришли по делу, — спросил Эдди, — или собираетесь преграждать мне дорогу все прекрасное утро?
— От нас потребовали разрешение на строительство, — сообщил Спанос.
— Кому понадобилось разрешение?
— Городским властям.
— Все чертовы власти привалили к вам за разрешением? С кем именно вы говорили?
— Мы приступили к работе у береговой линии, — Джордж достал визитку из нагрудного кармана и передал Парадизу, — а этот козел пристал к нам насчет разрешения. Мы показали ему свои документы, но он заявил, что это не то.
Эдди перевернул визитку. Член городского совета.
— Он пришел лично или прислал кого?
— Лично. С детективом Чесбро и с полицейским в форме.
Жадные stronzoni.[11] Чесбро уже отстегнули денег. Как и члену совета, который, очевидно, остановился промочить горло по пути на парад в честь Дня Колумба. Эдди совсем недавно произвели в capo. Последнее время такое происходило все чаще. Уже купленные люди требовали ещё. Постоянно, даже когда Парадиз пытался помочь хорошим людям в Нью-Йорке, его ожидали подобные стычки.
Пусть. Когда противник недооценивает тебя, это дает силу. Так мыслил Корлеоне.
— И вы пришли жаловаться ко мне аж впятером?
— А что нам оставалось делать? Нам не дали работать.
— Вы сказали им, на кого работаете?
Спанос покачал головой.
— Они сами знали. Упоминали ваше имя.
Эдди кивнул охранникам у грузового автофургона, сделал шаг вперед и положил руку Джорджу на плечо.
— Возвращайтесь на пирс. Мои люди поедут за вами и разберутся с нашими друзьями, как только те появятся.
Один из рабочих шепнул Парадизу, что ему нужны деньги. Логично. Эдди указал наверх. Возьми у Таракана. «Кэррол гарденс» — своя территория, но Эдди не собирался доставать наличку прямо на улице.
Проследил, как они уехали. Затем поймал взгляд местного мальчишки. Детвора всегда оказывается под рукой, кружат как чайки над лодкой с туристами.
— Купи газету, — велел Эдди.
— Какую?
— Все. Главное, чтоб были свежими.
Мальчик помчался выполнять поручение. Он не стал просить денег на расходы. Сколько бы он ни потратил, ему вернут в десять раз больше.
Эдди Парадиз наступил на газету, затем обошел дом и проник в клуб Кзррол гарденс» через подвальную дверь.
Они с Момо выросли в этом районе и вдвоем, купили здание. Из бурого песчаника, оно затерялось на жилой улице, в квартале, который до сих пор был на сто процентов итальянским. Когда-то здесь размещался настоящий охотничий клуб, и в подвале сохранилось стрельбище. В том же подвале стояла пустая клетка из железных прутьев, вероятно украденная во время строительства зоопарка в Бронксе. Скорей всего, она предназначалась для собак. Эдди мечтал достать льва — настоящего льва — и посадить в клетку. Навел справки. Да, такое возможно.
На первом этаже располагались и кухня, и зал: диваны, карточные столы, бильярдные столы и резной деревянный бар. На стенах личная коллекция Эдди — десятки плакатов Второй мировой. «Он наблюдает за тобой». «Кто хочет знать?» «Будешь болтать — этот человек умрет». «Враг навострил уши». «Враг хочет знать, что тебе известно». Всем нравился плакат с изображением полногрудой дамочки, которая перегнулась через стол поближе к камере, обнажая темную аллею ложбинки между грудями. Она показывала пальцем на красные игральные кости. Надпись гласила: «Не играй с огнем! Думай, что говоришь и пишешь». Лично Эдди любил плакат, на которое изображались два стрелка в профиль — грубый итальянец с клепальным молотком, похожим на lupara,[12] а чуть ниже — солдат в каске с автоматом Томпсона. «Дайте им ствол». Каждый раз, бросив взгляд на плакат, Эдди улыбался.
На втором этаже находились спальни к кабинеты. Стол возвышался на платформе высотой в пятнадцать сантиметров (идея Эдди), чтобы, сидя за столом, смотреть на посетителей сверху вниз. Верхний этаж вмещал зал для банкетов с кухней и винтовой лестницей на крышу с террасой.
Парадиз вошел в кабинет и захлопнул за собой дверь.
— Внизу у нас свинарник.
— У тебя извращенное восприятие, — сказал Момо. — Это как с новым мылом и носками, со всеми вещами, с которыми приходится прощаться, шагая в ногу с модой. Но, откровенно говоря, заморочка с газетой заходит слишком далеко.
