Они понимали, что надвигаются неприятности. То, что произошло с созывом Совета в Йорке, было только прологом. Само действие могло развернуться в Вестминстере и грозить серьезными последствиями. Если многие лорды откажутся прийти в Парламент под тем же предлогом, что не хотят заседать вместе с Гавестоном – что тогда делать королю?! Что?..
Снова запахло ссорой, столкновениями, противостоянием. Эдуард был мрачен и напуган, Гавестон бодр и жизнерадостен.
– Мы найдем выход из положения, дорогой господин, – говорил он. – Жизнь так устроена, что то и дело приходится попадать в ловушки и выкарабкиваться из них. Положитесь на меня.
– Я знаю, ты умен и смел, Перро, – без особого энтузиазма отвечал король. – Но и они не малые дети. О, как я ненавижу этих надутых типов! И более всех – Уорвика. Твоя кличка точно бьет в цель. Он бешеный пес, а я боюсь бешеных животных. Их укусы смертельны.
– Мы вырвем у него клыки, дорогой Эдуард, до того, как он отравит нас своим ядом…
Случилось то, чего опасался король. Участвовать в заседании Парламента отказались основные его члены во главе с Ланкастером, а именно: Уорвик, Оксфорд, Арендел и Гирфорд. Причина все та же – присутствие Пирса Гавестона.
Эдуард испытывал и злость, и досаду, и затруднение. Заседание Парламента созывалось по весьма важному поводу: королю нужны были деньги, и только Парламент мог предоставить их ему. Кроме того, Эдуард чувствовал в воздухе усиливающиеся волны враждебности, и ему было страшно. Страшно за своего Перро.
Они не один раз обсуждали создавшееся положение, и даже легкомысленный и неунывающий Гавестон растерял уже часть своего оптимизма. Тучи вокруг него сгущались, он начинал понимать, что ходит, в сущности, по краю пропасти и, быть может, находится в ней уже одной ногой.
– Тебе необходимо уехать, мой милый друг, – с непривычной для него решительностью сказал король. – Это разрывает мне сердце, но ты должен покинуть Лондон. Я не буду знать ни минуты покоя, пока ты здесь, ибо опасаюсь за твою судьбу. Уезжай как можно скорее… Куда? На север страны. Я присоединюсь к тебе, как только смогу. Очень скоро. Сразу после того, как окончится заседание Парламента.
Это было ужасно. Это было печально и унизительно. Однако они понимали необходимость этого, и что расстаться по собственному решению куда лучше, чем если к этому вынудят другие.
Итак, они распрощались, и Гавестон ускакал на север Англии.
* * *
К несчастью, в эти дни умер граф Линкольн. Да, он тоже был достаточно враждебен по отношению к королю – из-за Гавестона, из-за его наглости, из-за клички, которая прилепилась к нему по его милости, но все ж таки человек он был разумный, этого не отнимешь. Тяжеловесен – и умом, и телом, но дельный и склонный к переговорам и взаимным уступкам. Он преданно служил отцу Эдуарда; в отношении сына особой верности не проявлял и не скрывал этого, но всегда старался действовать на пользу страны – тут уж ничего не скажешь.
Однако его смерть нанесла некоторый урон нынешнему королю не по этой причине. Дело в том, что Томас, граф Ланкастер, был женат на дочери Линкольна и теперь, после кончины тестя, становился через жену наследником и владельцем его графских титулов и самих графств – Линкольн и Солсбери. Принимая в расчет все титулы и графства, которые он имел – а именно Ланкастер, Лестер и Дерби, – не говоря уже о его королевском происхождении, он становился теперь самым богатым и влиятельным человеком в стране.
И вот этот человек, да еще старше Эдуарда на целых семь лет и, безусловно, более зрелый политик, сделался сейчас главным его соперником, главой оппозиции и лютым врагом Гавестона.
Было от чего прийти в уныние…
Известие о смерти Линкольна застало Эдуарда в Бервике, на севере Англии, куда он примчался, чтобы увидеться с Гавестоном, но под предлогом ведения войны против шотландцев.
При их встрече Гавестон не преминул заметить с присущей ему легкостью:
– Будь благословенна война в Шотландии, милорд! Она дает возможность встретиться нам на законном основании.
Они оба долго еще смеялись этой шутке, обыгрывая ее во всевозможных интимных обстоятельствах.
