— А какая разница? — заинтересовался я.
— Кража — есть тайное хищение имущества, свидетелей такого преступления обычно не бывает, улик и следов очень мало. Ограбление же, напротив, действо дерзкое, сопряженное с угрозой насилия, применением технических средств, порчей имущества.
— Исчерпывающее объяснение! — честно сказал я. — Но тогда в музее была совершена именно кража…
— Нет, именно ограбление. — Олег поставил на стол пустой стакан. — Смотри: замки дверей вскрыты отмычкой, сигнализация отключена — правда, непонятно каким способом, сторож усыплен…
— Погоди, какой сторож? — напрягся я. — Петр Силантьевич, что ли?
— Ага, познакомился уже, — кивнул Ракитин.
Он замолчал, потому что появилась рыжая Аленка с полным подносом снеди. Она ловко расставила тарелки и блюдца, разложила приборы и сделала легкий книксен:
— Приятного аппетита, господа!
Олег снова широко улыбнулся девушке и даже, мне показалось, подмигнул. На всякий случай я плюнул через левое плечо: рыжая ведьмочка явно нравилась Ракитину, но потерять друга в расцвете лет…
— Так вот, — продолжил как ни в чем не бывало Олег, — вижу, что имел счастье общаться с этим скользким типом.
— Почему ты о нем говоришь в таком тоне? По-моему, милый активный старичок, радеющий за справедливость.
— Ага, милый и активный, — скривился Ракитин, принимаясь за салат. — Этот Шишкин, между прочим, имеет две ходки. И обе — за кражи ценных предметов культуры!
— Ничего себе! То-то он твоих оперов «сыскарями» в разговоре обозвал.
— Еще мягко сказал…
— А мне он про то, что его усыпили, не сообщил.
— Нам тоже. Просто эксперт у нас дотошный, все проверяет. Он и взял остатки чая на анализ из кружки этого… сторожа.
— И?..
— Опиум.
— Да ладно тебе! — Я даже есть перестал, хотя салат оказался на редкость вкусным, с грибами и куриным мясом. — Ты хоть пробовал эту дрянь на вкус?
— Нет, а что?
— Да твой Шишкин сразу бы понял, что в чай что-то подмешано! Жуткое дерьмо.
— Ну, тогда одно из двух, — невозмутимость Олега порой меня поражала, — либо дед в сговоре с похитителем, либо наркоман. Впрочем, первое не исключает второго.
— Есть еще третье. Если он пил не чай, а какой-то напиток, достаточно душистый и имеющий собственный резкий вкус.
— В яблочко, Холмс! — Ракитин отодвинул пустую салатницу и взялся за окрошку. — Чай у Петра Силантьевича был травяной. Эксперт говорит, больше двадцати компонентов. Видать, бережет здоровье, старый хрыч!
— Сложный дед, — согласился я, тоже приступая к окрошке. — Мне умолчал про снотворное, вам — что видел грабителя.
— Как это, видел?!
— Обыкновенно. Вернее, он заподозрил этого парня в причастности к ограблению. Даже описал его довольно подробно.
— Придется деда брать в оборот, — посуровел Ракитин.
— Вернемся же к моей версии…
— Не вернемся, Димыч. Твое предположение слишком запутанно и отдает мистикой, а с пережитками мы боремся.
— Ну а у тебя-то есть версия? — Я был крайне уязвлен, потому что чувствовал нутром, что прав. В отличие от своего до мозга костей реалистичного друга, я-то как раз был склонен к мистическому мировосприятию. По крайней мере, я твердо верил, что случайных событий не бывает, как и случайных мыслей. Причина есть у всего, значит и следствие — тоже!
— Есть, конечно, — ухмыльнулся Олег. — Это заказное ограбление.
— И ты уже знаешь заказчика? — съязвил я.
— Предполагаю. Дело в том, дорогой Холмс, что в настоящее время в нашем славном старинном городе гостит господин Ульрих Крюгер. Герр Крюгер — профессор из Дрезденского университета, большой знаток древних культур Востока и особенно Сибири!
— Вот тебе, бабушка, и юркни в дверь! — Я отставил пустую тарелку. — Так нечестно, инспектор. Информация должна быть доступной нам обоим. И что же делает здесь профессор из Дрездена?
— Читает курс лекций в нашем университете. И как раз по культуре народов Сибири.
— Неужели он настолько глуп, чтобы находиться рядом в момент совершения преступления, в организации которого его могут заподозрить в первую очередь? — спросил я с нескрываемым сарказмом.
Но Олега так просто не собьешь.
— Наоборот, он дьявольски умен. Европейское светило, уважаемый ученый, приехал по приглашению ректора — не сам! Алиби стопроцентное.