— Где мама? — спрашивает Ред, дыша на покрасневшие от холода руки.
— Ушла в гостиницу. Говорит, ей нужно прилечь.
— Я думаю, всем нам не помешает.
— Пожалуй. — Он делает паузу. — Ред… Ты уж извини нас за резкость. Конечно, нам не следовало так на тебя набрасываться. Просто мы хотели…
— Сорвать на ком-нибудь злость?
На лице отца появляется слабая улыбка.
— Да, что-то в этом роде.
Ред пожимает плечами, но не говорит ничего, что могло бы быть истолковано как прощение.
— Хочешь чашку кофе, папа?
— Нет, спасибо. Вообще-то я собирался уходить. Просто хотел дождаться тебя перед уходом.
— Задержись чуточку, а? Мне нужно с тобой поговорить.
— Правда? О чем?
— Давай я сперва займусь кофе. Ты уверен, что не хочешь?
— Ну, если ты настаиваешь, пожалуй, выпью.
Ред возится на крохотной кухоньке и возвращается с двумя чашками кофе. Одну он вручает отцу, из другой отпивает маленький глоток.
— Расскажи мне о своем бизнесе, отец.
У отца удивленный вид.
— Зачем?
— Ты просто расскажи. А я потом объясню, зачем мне это понадобилось.
— Ладно. Что именно ты хочешь узнать?
— Все. Почему у тебя неприятности, насколько они серьезны. Я, конечно, представляю себе, чем ты занимаешься, но только в самом общем смысле.
— Ред, по правде говоря, я не думаю, что…
— Папа, после того как вы с мамой вывалили на меня столько постыдных обвинений, ты не в том положении, чтобы торговаться.
Роберт поднимает руки в знак капитуляции.
— Ладно, ладно. Долгое время я получал галстуки непосредственно с фабрики в Хамберсайде. Покупал у производителя и продавал розничным торговцам, имея свой посреднический процент. Дешевые галстуки, ничего особенного, таких полно в любом универмаге. Пока все понятно?
— Да.
— Хорошо. Так вот, примерно года три-четыре тому назад у нас начались настоящие проблемы с профсоюзами. Работа в строгом соответствии с правилами, забастовки, пикеты, все такое. Чего только не было. Особенно плохо было в ту ужасную зиму семьдесят восьмого — семьдесят девятого годов. Помнишь ту самую зиму, которая эффективно добила Каллагана и лейбористское правительство? А еще она эффективно добила меня. Я думал, что при Тэтчер дела пойдут лучше, и так оно в какой-то степени и было — но это улучшение не могло скомпенсировать понесенного ранее ущерба. Даже после того, как пришли тори, продолжался спад производства, поставки часто срывались, а все эти проблемы с рабочими лишали меня необходимых оборотных средств. В конце концов в прошлом году я отказался от сотрудничества с Хамберсайдом и решил пойти по совершенно другому пути. Создал совместное предприятие с одним производителем из Италии, из окрестностей Милана. Речь шла о гораздо меньших партиях товара, но товара совсем другого качества — шелковых галстуков ручной работы, а не того ширпотреба из полиэстера, с которым я имел дело раньше. Конечно, розничная наценка на ремесленные изделия выше, чем на фабричные, и, потеряв в объеме продаж, я выигрывал на разнице между себестоимостью и продажной ценой. Таков, во всяком случае, был мой замысел.
— А что пошло не так?
— Не было того спроса на дорогие галстуки, на который я рассчитывал. Рынок оказался заполнен, и мне никак не удавалось продвинуть свой товар. Может, я не туда смотрел или просто взялся не за свое дело.
— Но в любом случае ты задолжал банку?
— Да.
— Сколько ты им должен?
— Очень много. Правда, большую часть долга мне удалось погасить, продав вторую машину, перезаложив дом и сбросив часть акций, но я все равно еще должен изрядную сумму.
— Сколько, отец?
Роберт не хочет отвечать. Ред молчит, надеясь, что это вынудит отца заговорить.
Отец уступает.
— Двадцать две тысячи.
— И сколько времени дал тебе банк, чтобы найти их?
— Несколько дней. Начало следующей недели. Не больше. — Роберт качает головой. — Я думаю, им осточертело давать отсрочки.
— И есть у тебя соображения насчет того, где раздобыть эти деньги? Я слышал, ты сегодня утром говорил по телефону насчет нескольких предложений, которые обдумываешь.
— А, это. — Роберт тяжело сглатывает. — Пустая болтовня. Боюсь, с идеями у меня глухо.
— Значит, ты не знаешь, где взять деньги.
