— За казино с тебя штраф, — продолжал Кошелев. — Твой наезд дорого обошелся. Ты же клиентов распугал.
— А за это кто платить будет? — буркнул Бунчук, кивком показав на лежащих охранников.
— Да они оклемаются. Ну, может, пару недель полечиться придется. Дашь им бюллетень. Мы чисто работаем. А ты меня по-настоящему замочить хотел. Значит, так: платишь неустойку — пятьдесят лимонов, прямо здесь, сейчас, тогда мы уходим. Я знаю, у тебя есть. Считаем, что вопрос исчерпан. Согласись, Бунчук, ты не прав. Предупреждал я тебя: с нами вязаться не надо. Ну как, платишь?
Бунчук злобно ухмыльнулся.
— Плачу, — он показал пальцем в угол комнаты. — Кейс в стенном шкафу. Там шестьдесят лимонов.
Кошелеву принесли кейс, он открыл, перебрал банковские упаковки, вытащил и бросил на колени Бунчуку две пачки пятидесятитысячных купюр.
— Лишнего нам не надо.
Все это время Славич с растущим недоумением следил за происходящим.
— Что здесь творится, Кошелев? — негромко спросил он, уже зная ответ.
— И еще одно, — сказал тот, мельком взглянув на Славича. — Хочу тебя попросить: ты моих дружков не трогай. Дом на Красноуральской оставь в покое. Человек живет тихо, никому не мешает. Зачем ты беспредельничаешь?
Бунчук раздраженно отшвырнул пачки денег в угол дивана.
— Не много ли ты на себя берешь, Кошелек? Дома — это мои дела, я никому дорогу не перебегал.
— А кто спорит? — пошевелил Кошелев здоровым плечом. — Ясно, что твои, занимайся на здоровье. Только на друзей моих не наезжай. Дом на Красноуральской ты оставь, я просто прошу как человека. Друзья — святое дело, сам понимаешь.
— Ты знаешь, сколько я на этом потеряю, Кошелек? В этот дом уже очень большие бабки вложены.
— Да брось ты, — вздохнул Кошелев. — Ничего ты не потеряешь. Сдашь эти квартиры с наваром, а то я не понимаю. И не говори мне, что не вернешь свои бабки.
Он подумал немного, потом снова открыл кейс и вытащил еще две пачки.
— Свое плечо я тебе прощаю. А моего дружка больше не обижай. Договорились? Это в твоих же интересах, Бунчук. Ты ведь человека совсем достал. Если бы я не вмешался, он бы тебя сделал, точно говорю. Валялся бы ты с пулей во лбу. У нас он одним из лучших был. Ну, сам подумай, даже если бы ты его убрал — тут только один вариант, сломать его не получилось бы, — разве тебе бы это простили? За него мы тебя бы немедленно достали. Не я, так другие, у него друзей много, мы своих не забываем. Так что я улаживаю очень серьезный конфликт, оказываю тебе, понимаешь, услугу. И задаром.
— Черт с тобой, — все с той же злобностью сказал Бунчук. — Верни еще пять штук.
Кошелев покачал головой, еще раз залез в кейс, перебросил Бунчуку еще упаковку.
— Мелочиться не буду. Значит, все уладили. И этого козла из отделения ты уж придержи. Объясни ему, что к чему. А то мы ему, дураку, анкету попортим… Ну ладно, Бунчук, извини, если что не так. Сам виноват. Надеюсь, в следующий раз будем договариваться как цивилизованные люди. Пойди нам дверь открой, не будем же мы через окно прыгать, как мальчишки…
Небо уже посветлело. Серый рассвет по-воровски выползал на городские улицы. Спутники Кошелева мгновенно разошлись в разные стороны, и к «москвичу» они вернулись вдвоем.
— Ну, ты чего? — Кошелев первым прервал долгое молчание. — Все в порядке теперь. Все улажено.
— Что ж ты мне сразу не сказал? — спросил Славич.
— А зачем? — Кошелев грустновато усмехнулся. — Что бы это изменило?
— Может быть, и ничего, — согласился Славич. — А ты на кого работаешь? Если не секрет.
— На себя, Игорь, исключительно на себя. И не смотри ты на меня так. Ты можешь другой вариант предложить? Ребятам есть-пить надо, семья у каждого, дети… Мы прикрываем несколько точек, «крышу» им делаем. Все ведь довольны. Думаешь, бандитская «крыша» лучше? Мы берем, кстати, гораздо меньше. По-человечески. А с Бунчуком действительно давно намечали разобраться, ты просто очень вовремя пришел.
— Вообще разницу я не вполне улавливаю.
— Между нами и ими? Да ты чего! Я тебе про следователя рассказывал. Мы ведь это делаем. А тебе помогли, девушке твоей! Пять лимонов, считай, отдали, чтобы все утрясти.
