Мы заявились в комиссариат Эстака без предупреждения. Наше появление не вызвало там восторга. Они уже видели себя осажденными сотнями арабских парней, вооруженных до зубов. Они хотели отправить нас обратно. В наше отделение комиссариата.
— Жалоба была принята здесь, — пояснил Пероль. — Поэтому мы и приехали сюда уладить это дело. Логично, да? (Он толкал перед собой Муррабеда.) Скоро получим еще одну клиентку. Малолетку, которую мы взяли вместе с ним. Сейчас она одевается.
На месте мы оставили Черутти с десятком парней. Я хотел, чтобы они сняли показания с девушки. Чтобы они тщательно обыскали и квартиру, и машину Муррабеда. Потом они сообщат родителям и доставят ее сюда.
— Уверен, народу будет много, как я и говорил.
Муррабед сидел и слушал нас. Он почти смеялся над нами. Я подошел к нему, схватил его за шею и поставил на ноги, не отпуская.
— Почему ты здесь? Сечешь?
— Угу. Вчера вечером я дал в морду какому-то хмырю. Пьяный был вдрызг.
— Хорошо. У тебя, кажется, было лезвие от бритвы. Верно?
Потом я совершенно обессилел. Мертвенно побледнел. Ноги у меня задрожали. Я мог запросто упасть и меня сильно тошнило. Я не знал, что произойдет раньше.
— Фабио! — сказал Пероль.
— Отведи меня в сортир.
С утра я проглотил шесть таблеток долипрана, три таблетки гюронсана и литры кофе. Бодряком я не был, но на ногах держался. Когда зазвонил будильник, Мари-Лу что-то пробормотала и повернулась на другой бок. Я заставил ее принять таблетку лексомила, чтобы она спала спокойно. У меня разламывались плечи, спина. И не отпускала боль. Как только я ступил на пол, она охватила все тело. Казалось, что в желудке у меня стрекочет швейная машинка. Боль пробудила во мне ненависть.
— Батисти, — сказал я, едва он снял трубку. — Твои дружки должны были меня прикончить. Но ты всего-навсего старый мудак с забитой дерьмом дырой в жопе. Тебе в твоей сволочной жизни будет совсем хреново.
— Монтале! — проорал он в трубку.
— Ну что? Я слушаю.
— Что ты несешь?
— То, что я попал под дорожный каток, мудила! У тебя встанет, если я сообщу тебе подробности?
— Монтале, я здесь ни при чем. Клянусь тебе!
— Не клянись, педераст поносный! Ты мне объяснишь?
— Я здесь ни при чем.
— Не повторяйся.
— Я ничего не знаю.
— Послушай, Батисти, для меня ты лишь гребаный педераст. Но я очень хочу тебе верить. Даю тебе сутки, чтобы ты все выяснил. Я тебе позвоню завтра. И скажу, где мы встретимся. В твоих интересах получить точную информацию.
Пероль отлично понимал, что я не в себе, когда снова меня увидел. Он беспрестанно бросал на меня встревоженные взгляды. Я его успокоил, сославшись на застарелую язву.
— Ну да, понимаю, она снова дала себя знать.
Он прекрасно все понимал. Но мне не хотелось рассказывать про избиение. И про все остальное, про Маню, Уго. Для кого-то я стал мишенью. Предупреждение было ясное. Ничего в этом не соображая, я попал в переделку. Я понимал, что я могу в ней погибнуть. Однако я, Фабио Монтале, был одинок. У меня не было ни жены, ни детей. Никто по мне не заплачет. Поэтому Пероля я не хотел втягивать. Я его довольно хорошо знал. Ради дружбы он был готов погрузиться в любое дерьмо. И было очевидно, что там, куда я ввязывался, стояла ужасная вонь. Хуже, чем в сортире этого комиссариата.
Запах мочи, казалось, пропитывал стены. Я сплюнул. Слюной кофейного цвета. В моем желудке каждые полминуты прилив сменялся отливом. В промежутке проносился циклон. Я еще шире разинул пасть. Мне полегчало бы, если бы меня вырвало, со всеми потрохами. Но с середины вчерашнего дня у меня в желудке было пусто.
— Кофе, — предложил Пероль у меня за спиной.
— Оно не пройдет.
— Попробуй.
Он стоял с кружкой в руке. Я сполоснул лицо холодной водой, схватил бумажную салфетку и вытерся. Буря в желудке слегка улеглась. Я взял кружку, сделал глоток. Кофе прошло без особого труда. Я мгновенно вспотел. Моя рубашка прилипла к телу. Наверное, у меня температура.
— Порядок, — сказал я.
Но меня сотряс новый приступ тошноты. Возникло такое ощущение, будто на меня опять посыпались удары. Стоя позади меня, Пероль ждал, чтобы я объяснил ему, в чем дело. Иначе он не двинется с места.
