Саша Званцев, сидя рядом с братом, слушал речь незнакомого полковника с мокрыми глазами. В новом свете предстал перед ними отец, как уважаемый и любимый соседями мудрый дед. И, когда попросили Сашу выступить, он едва сдерживал себя от волнения и теплого чувства благодарности к такому простому и заботливому отцу и деду, обожавшего внучку Аленушку, и наивно спрашивающего сына своего, прочитав все его книги: “А зачем ты так выдумал?”.
И с непривычным волнением вышел на эстраду Шурик Званцев:
— “Чеп, чеп. Чепуха! Это просто враки”, —
неожиданно произнес он.
— “Сено косят на печи молотками раки.“ —
Чутьем оратора он ощутил недоумение аудитории.
— “Кот намазал мелом нос, напомадил руки
И из погреба принес жареные брюки”, —
зал смеялся, а Званцев говорил дальше:
— “Крот слониху запрягал в каменные дрожки
И по комнате скакал в виде папироски.
Свинки вилками хлебали из говядины уху.
Спать пора, мои ребятки, я кончаю чепуху! “
Зал развеселился, а седобородый Шурочка Званцев, заканчивал выступление:
— Эти забавные стишки папа читал нам с братом, когда маленьких укладывал нас спать. И старались мы представить себе слониху, запряженную в каменные дрожки, скачущую в нашей детской между кроватками и кота с намазанным мелом носом, приносящего нам из погреба жареные брюки. Далекие детские годы! Выходя перед вами, чествующими моего отца, я хотел говорить о его достоинствах. И вдруг все, что я хотел сказать о нем, показалось мне чепухой по сравнению с тем, каков он есть на самом деле. Великан духа, служитель Добра и брат самого бога Смеха, которого даже греки не выдумали. И я преклоняюсь перед ним, считающим все невзгоды в жизни чепухой, и тщетно пытаюсь хоть в этом походить на него. Вот почему я прочел его любимый стишок про чепуху, через которую он всю свою светлую жизнь перешагивал с улыбкой.
“Шурочку” Званцева наградили аплодисментами, а на эстраду поднялся его отец, Петр Григорьевич.
Растроганный, взволнованный, он говорил:
— Спасибо вам, соседи дорогие. Спасибо сынок Шурочка. Спасибо, что чествуете меня. Спасибо за диплом, что первым общественником города Бабушкина зовете. А кого чествуете, кого непартийным большевиком-ленинцем назвали? Бывшего купца-буржуя ведь! Но только я диплома обратно не отдам. Что с возу упало, то пропало. Он у меня на стенку в рамку просится. Вы уж извините.
И под общий смех и аплодисменты сошел со сцены.
После чествования, кто к ним поближе был, прошли на дачу Званцевых. Сели там общей семьей вместе с боевым полковником и двумя близкими соседками за приготовленный Магдалиной Казимировной праздничный стол. Полковник провозгласил тост за первого общественника города Бабушкина.
Заметив, что оба сына Петра Григорьевича налили в свои бокалы вместо водки газированной воды, полковник возмутился было, но Петр Григорьевич, посмеиваясь в усы, заступился за сыновей:
— Им водки выпить, все равно как попу вторую попадью завести. Я уже все, что положено было и за себя и за них двоих и выпил, и выкурил. Так что налейте мне тройную порцию, и за меня, и за них, — подставил вместо рюмки чайный стакан, и с задорным кряканьем залпом выпил его.
Придет время, когда в глубокой старости “Шурочка” Званцев напишет сонет:
ЗЕРКАЛО
Я в зеркале увидел своего отца:
Глаза, улыбка, борода седая.
Знакомые черты родимого лица.
Так в памяти хранил его всегда я.
Что прячет в глубине волшебное стекло?
Кто смотрит на меня из зазеркалья?
И что так ясно по щеке его стекло?
Напрасно там кого-нибудь искал я!
Да разве в отражении моя беда?
Что узнаю себя в зеркальном старце!
Прошли неумолимые, как рок, года,
По возрасту теперь отца я старше!
Беда, когда становишься совсем седым,
Душой же остаешься прежним, молодым.
И Петр Григорьевич в свои 83 года тоже оставался душою прежним “Ухарь-купцом, молодым удальцом.”
После чествования отца Саша вернулся на Истру, где на даче Фельдманов ждали его жена с маленьким Никитенком.
30-го мая, налаживая радио-антенну, забрался он на крышу дачи Валентины Александровны. Сам профессор Фельдман еще не переехал из Москвы.
По дорожке от ворот спускалась сторожиха Марья Ивановна, жившая здесь в сторожке с семьей круглый год, следя за сохранностью дач. Она размахивала какой-то бумажкой и кричала.
