Рига с ее знакомой готической архитектурой выглядела домашней заграницей. Туристы чувствовали себя уже дома.
Утоление любознательности и даже остроты ощущений заканчивалось.
Для всех, но не для Тамары Янковской.
С лукавым видом она подошла к Званцеву:
— Скажите, Александр Петрович, какая была фамилия у вашего деда, гусарского полковника, поляка?
Не подозревая подвоха, Званцев охотно ответил:
— Курдвановский.
— Так вот, пан Курдвановский, пани Янковская рассчитывает, что вы, получив с ней вместе первый приз за краковяк и дважды сопровождавший ее в острых для нее посещениях, не оставите, как истинный рыцарь, свою спутницу одну ночью на улице чужого города.
— Что заставит ее оказаться там?
— Как же вы не догадываетесь? Профессиональный интерес! Разве архитектора не тянет посмотреть на здешние архитектурные шедевры?
— Но почему ночью? Разве дня мало?
Званцеву совсем не улыбалась ночная прогулка по городу, который он знал по неоднократным посещениям по дороге на Рижское взморье в Дом творчества писателей в Дуболтах.
— Я обещаю вам самые интересные архитектурные находки. Мы с вами вместе обшарим весь город, который носит отпечаток западной культуры. Это же последняя, не предусмотренная Интуристом остановка в нашем путешествии вокруг Европы. И мы с вами это сами исправим. Не говорите, что вы отказываетесь. Вы слишком высоки в моих глазах.
— Я не отказался, но…
— Никаких но! Нельзя отказать женщине, предлагающей вам провести с нею ночь, — со смехом закончила Тамара.
— На улицах города, — уточнил Званцев.
И они вдвоем покинули корабль, начав заключительную прогулку круиза.
Осмотрели собор, даже вошли внутрь и полюбовались знаменитым органом.
И прослушали, как должно быть, упражняясь, играл органист в пустом храме, не подозревая о двух присевших на сиденья благодарных слушателях. Они наслаждались раскатами и переливами словно небесной музыки.
— Никогда не играл на органе. Только один раз на фисгармонии во время отступления колчаковских войск от Петропавловска к Омску.
— Но это было так давно! Неужели вы были в белой армии?
— Нет. Мы с мамой были беженцами, по глупости спасаясь от красных.
— Как внук гусарского полковника?
— Как купеческий сынок двенадцати лет от роду.
— И вы уже играли на рояле и фисгармонии?
— И печатал на пишущей машинке, и работал в Омском Губздраве “машинисткой”, и назначал свидания своим детским голосом по телефону незнакомым мужчинам, а потом наблюдал из укрытия как они тщетно ждут в условленном месте “хорошенькую машинисточку”.
— Вот вы какой, староста туристкой группы. Как вам их доверили?
— А я вырос с тех пор.
— Неужели? А жаль. Правда?
— О прожитом, признаться, не жалею.
— А я жалею. И еще как!
После собора для Званцева началось “хождение по мукам”.
Тамара оказалась ненасытно любознательной.
Без устали таскала она Званцева по улицам незнакомого города, чутьем охотника угадывая и отыскивая влекущие ее архитектурные решения. И старая часть города была для нее сущим кладом, а для Званцева тягостной затяжкой. Вначале он еще надеялся, что его спутница, наконец, устанет, и они вернутся на корабль отдохнуть, но неистовая зодчая оказалась выносливее писателя и, когда он еле волочил ноги, она была полна бодрого задора.
И только к утру сказалась у нее усталость, и они сели в сквере близ вокзала на удобную скамейку. Тамара, доверчиво положив ему голову на плечо, уснула.
— Могу я потревожить столь нежную парочку? — разбудил их громкий голос.
Званцев открыл глаза и увидел перед собой полковника медицинской службы с разъяренным лицом.
— Познакомьтесь, — зевая произнесла проснувшаяся Тамара. — Мой муж. Ты приехал встретить меня? Как это мило с твоей стороны. А это писатель Званцев.
— Полковник Янковский, — сквозь зубы проскрежетал взбешенный супруг.
— А мы всю ночь осматривали рижские достопримечательности. Ты даже не представляешь, как это чудесно.
— Да уж, куда чудеснее, — зло промолвил разгневанный супруг.
А жена его непринужденно распоряжалась:
— Мы позавтракаем вместе в вокзальном ресторане. Я сейчас пойду в дамскую комнату и приведу себя в порядок, а ты возьмешь обратный билет. Мы поменяем его с кем-нибудь из туристов, чтобы оказаться с тобой в одном купе.
