Из кабины летчиков вернулся Кренкель и сел рядом со Званцевым:
— Повезло нам с тобой, Петрович. Штурманом-то у нас сам Аккуратов Валентин Иванович, самый аккуратный из всех полярных штурманов. Про шаровую молнию рассказывал. По кабине их самолета прошлась и сквозь туалетное отверстие вылетела. Ладно, дверь в уборную была открыта. Между прочим, это он летал бомбить Берлин, во главе эскадрильи сделанных Туполевым “на шабашке” бомбардировщиков, чего немцы от нас, русских никак не ожидали. С ним можно лететь вдоль всего вашего ледяного мола, о котором Фадеев сказал, а вы сейчас подробно о своей затее мне, как на духу, во всем признаетесь, — и неизвестно было насколько всерьез он отнесется к услышанному.
Званцев увлеченно рассказал Кренкелю о своих преобразующих Арктику идеях: и об Арктическом мосте, и о “Моле Северном”, как он назвал свой новый роман.
Кренкель зачарованно слушал его, и в знак уважения к услышанному, перешел с ним на “вы”.
И незаметно пролетело время, а вместе с ним и тысячи километров расстояния. Самолет пошел на посадку, и как-то буднично выглядело приземистое здание аэродрома с надутыми ветром флагами, похожими на клоунские колпаки. По ним пилоты садящихся самолетов узнают направление ветра.
Белое море даже с самолета Званцев не разглядел. В город с побережья вел канал, и морские суда заходили по нему в порт для погрузки и разгрузки.
Кренкеля в аэропорту встречал представитель Главсевморпути, который сразу огорошил его.
— Здравствуйте. Эрнст Теодорович! Я два дня как встречаю вас. Вы задержались на сутки. “Георгий Седов” еще вчера закончил погрузку и вынужден был уступить место у причала другому судну и выйти в море.
— Здравствуйте! Здорово живешь! Так, где нам его ловить? На остров Диксон лететь, чтобы его перехватить?
— Нет, зачем же? Капитан Ушаков Борис Ефимович радиограмму прислал, что будет вас ждать на рейде.
— Ну, Александр свет Петрович, вину на себя принимайте, если бы я вчера прилетел, то вас бы не было со мной.
— Значит, мне повезло, но и вам тоже. Без меня у вас не было бы гарантии благополучного плавания.
— Ох хитер, до чего хитер! Вы в армии в каком звании были?
— Полковника.
— И здесь меня обошел. Я только связист, капитан территориальных войск. А в цирке не работали?
— Нет, но в детстве цирком увлекался, акробатикой мы с братом занимались.
— Я к тому, что вспомнить придется. И мне тоже, — с кряхтением добавил он и обратившись к встречавшему сотруднику Главсевморпути сказал: — Ну что ж, вези прямо на приморскую лодочную станцию, а в городе без нас обойдутся.
Званцев не понимал, чем оборачивается для него путешествие, а Кренкель в пути на автомобиле говорил:
— А как у вас с морской болезнью дело обстоит?
— Атлантический океан на “Куин Мери” переплывал в 11-ти бальный шторм и ни одного обеда не пропустил.
— Так за него заплачено было, а у нас бесплатно кормить будут.
— Так и на “Куин Мери” не я за питание платил.
— Ладно. Проверим на волне. “Георгий Седов” — это вам не лайнер и не мощный ледокол, что паковые льды крушит. Это ледокольный корабль небольшого водоизмещения. Молодец против овец, то есть против молодого льда. Его затерло паковыми льдами, и он и ни туда, ни сюда. Капитан его Борис Ефимович без дела сидеть не любит, оставил вместо себя зимовать старпома Бадигина, а он за легендарность судна, как его ледовый капитан, Героя Советского Союза получил, и высокие назначения, а Борис Ефимович на корабль свой вернулся и нас с вами на рейде ждет.
Автомобиль доставил Сашу с Кренкелем на лодочную станцию, где моторная лодка должна была доставить пассажиров на видневшийся на рейде корабль. Он не произвел на Сашу впечатления огромного судна, как и предупреждал Кренкель, даже когда лодка подошла вплотную к борту корабля и чтобы увидеть стоящих на палубе, приходилось задирать голову.
Прибывшим должны были спустить трап.
Званцев ждал лестничный трап со ступеньками и перилами, но вместо этого “парадного трапа” прибывшим сбросили штормтрап — веревочную лестницу. И Званцев понял, почему Кренкель говорил о цирке.
Матрос сверху сбросил веревку. К ней привязали чемоданы, и они поползли вверх.
