Когда наказывает грешника Господь,
Лишает он его рассудка.
Напряжение послевоенных лет сказалось на Сталине. Страна восстанавливалась после военных ран, а он, болезненно подозрительный, повсюду видел врагов. Приближенный к нему Лаврентий Берия ловко пользовался этим, чтобы ценой расправы с псевдопреступниками усилить свое влияние.
Сталин, ради высшего напряжения всех руководителей страны, по прежнему не давал им спать, вызывая к себе в любой час ночи. Разумеется, не спал и он сам. И это не могло не сказаться на его здоровье.
Для лечения высоких руководителей в Кремль допускались только такие медицинские светила, как невропатолог профессор Виноградов, терапевт профессор Вовси и отоларинголог Александр Исидорович Фельдман, на дочери которого Валентине Александровне, тоже отоларингологе, докторе наук, разведясь с Леной, был женат Женя Загорянский, друг Саши Званцева. Он и свел его с Таней Малама. Саша часто бывал у Загорянского и близко познакомился с Александром Исидоровичем Фельдманом, обаятельным человеком, переживавшим все перипетии военного и послевоенного времени, всей душой преданного своей стране.
В общей столовой двух соединенных квартир, кооперативного дома работников искусств, в один из свободных вечеров Саша играл с Женей в шахматы, а Александр Исидорович, прослушав сводку Совинформбюро, обменивался мнениями с шахматистами. Он сердечно относился и к Саше, и к Тане, подружившейся с его дочерью.
Никто не ждал грозы в пору появления над Советской страной атомного щита, а гром грянул. Приглашен был к “вождю всех времен и народов” профессор Виноградов. Сталин ждал его на подмосковной даче, куда вызывал всех нужные ему людей. Сам он страдал головокружением и потерей равновесия, избегая поездок даже в Кремль, в свой кабинет.
Профессора он встретил хмуро, неохотно отвечая на докторские вопросы. Но профессор Виноградов был редкостным диагностиком. Он определил, что одно из полушарий мозга пациента атрофировано. И он, как врач, не задумываясь, сказал:
— Иосиф Виссарионович, ваше состояние внушает серьезные опасения. Вам, спасая себя, надлежит прекратить вашу деятельность, требующую умственного напряжения. Как врач, предписываю вам уйти на покой.
Сталин ничего не ответил профессору и, молча проводил его до двери, распахнув ее перед ним.
Затем он вернулся к столу, снял трубку с кремлевской вертушки, вызвав к телефону Берия:
— Так-то ты, Лаврентий, охраняешь товарища Сталина!
— У вас на даче, Иосиф Виссарионович, самая надежная охрана.
— Убийца, которому поручено убрать товарища Сталина, под видом эскулапа, все кордоны прошел и без кинжала или пистолета нагло потребовал отставки товарища Сталина со всех постов. Что ты смотришь, предатель? Кого в Кремлевку в виде лекарей пускаешь?
— Самые срочные меры будут приняты, товарищ Сталин. Кто у вас был?
— Этот козявка Виноградов, — с омерзением сказал Сталин. — Его расстрелять, остальных проверить.
— Все будут разоблачены, а эту… мразь… Сегодня же устраним.
Последовало сенсационное разоблачение “врачей-убийц” рядовой женщиной-врачом, немедленно награжденной Орденом Ленина.
И сразу же Александр Исидорович Фельдман, вместе с другими коллегами по Кремлевке, был арестован. И квартира его стала зачумленной: не только посещения, но и телефонные звонки прекратились.
Семья профессора была в отчаянии.
Только Саша Званцев с Таней приходили, как прежде, к своим друзьям. Саша с Женей сидели за шахматной доской, а Таня, как могла, утешала Валю. Ее маленькая дочка Марина забиралась на колени к дяде Шуре и смотрела на его шахматные фигуры, которые не позволялось трогать, а сам он их передвигал.
Семья Фельдмана была не единственной, кто пострадал от мнительности вождя. Меньше всего ожидал Званцев, что былой советник Сталина на Тегеранской конференции, советский посол в Англии во время войны, ныне академик, Майский будет арестован и Агнию Александровну окружит пустота.
Званцев помнил, как Майские были первыми слушателями его рассказа “Взрыв”, а потом беседу с Майским, которого крайне заинтересовало, как Званцев сочинил свой “Пылающий остров” во время поездки с дочкой-школьницей вдоль черноморского побережья. Он нашептывал ей, укачавшейся в пути, тут же придуманные главы, напечатанные им потом по памяти на пишущей машинке. Он представить себе не мог, что этого старого большевика, дипломата и академика, могут арестовать. Однако Иван Михайлович разделил участь врачей Кремля…, а по словам Майской, Званцев был единственным из знакомых, кто не отвернулся от нее.
