Живет мечты крылатой племя
Горячих, ищущих людей,
Кто, обгоняет своё время,
Кто на пороге новых дней!
Для них — грядущего рассветы,
Времён минувших слабый след.
Найдут искатели ответы
На все загадки прошлых лет.
Пусть встанут новые вопросы,
Чтоб острой мыслью их решить.
На “корабле наук” — “матросы”,
И бурей их не устрашить!
В шторм рвутся к цели, в мир открытий,
И будут тайны все открыты!
сонет А. Казанцева
Кто он? Пришелец далей звёздных,
Приют нашедший у людей?
Иль недугом страдает грозным?
А может просто чародей?
Весна Закатова
Возвращаясь поздно вечером к себе домой, Званцев обнаружил в почтовом ящике тетрадь рисовальной бумаги, исписанной мелким, но четким почерком. Текст сопровождался тщательно и умело сделанными чертежами. Подписи, если не считать неразборчивой закорючки, под рукописью не было.
Дело касалось древнего метагалического сооружения Стоунхендж близ Лондона. Оно, подчиненное какому-то четкому замыслу, состояло из огромных, не встречающихся в этой местности плит, когда-то доставленных сюда неведомым путем из далеких гор. Расположенные попарно по кругу, они образовывали между собой щели, куда в строго определенное время проникали солнечные лучи. Ученые сделали вывод, что это не просто давний языческий храм, а древняя обсерватория, позволявшая вести небесные наблюдения.
Автор анонимной рукописи пошел много дальше и проанализировал план сооружения, состоящего из нескольких концентрических кругов.
Остроумным геометрическим приемом автор показал, что из этого плана можно получить параметры солнечной системы!
Стоунхендж сооружен свыше двух тысяч лет назад полудикими племенами древних бриттов. Они безусловно не могли заложить в свое сооружение такие недоступные им знания. И зачем?
Не веря самому себе, Званцев повез рукопись профессору Протодьяконову. Тот, заинтересованный, оставил ее у себя на пару дней, чтобы разобраться.
В назначенный день Званцев приехал к нему на квартиру. Михаил Михайлович встретил его с лукавой улыбкой:
— Ну, опять вы дали мне возможность расшифровать ваше имя под этой тщательно заполненной тетрадью. Захотелось разыграть симпатизирующего вам профессора?
— Что вы, Михаил Михайлович! Это не Аве и Мада. Я не имею никакого отношения к этому исследованию. Тем более, что я привез вам продолжение, снова подкинутое мне в почтовый ящик.
— А ну-ка, ну-ка! Какой еще сюрприз вы мне приготовили?
— В том-то и дело, что не я, а неведомо кто анализирует пентаграмму, получающуюся геометрически из плана Стоунхенджа и почему-то нарисованной на старинной картине Дюрера “Меланхолия”.
— Это даже интереснее, чем розыгрыш, в котором Дюрер принять участие не мог.
— И все же каково ваше мнение о первой части рукописи?
— Она ошеломляет. Я мог допустить, что это сделали вы. Но предположить, что древние бритты закладывали астрономические параметры в расположение своего сооружения невозможно. Это становится в ряд с вашими статуэтками древних космонавтов “догу”, как доказательство межпланетного общения. Но пентаграмма, видимо, замахивается на большее.
— Именно так, Михаил Михайлович. Пентаграмма имеет универсальный характер применительно к земной Природе. Я думаю, что хорошо было бы поставить такой доклад в Обществе испытателей природы у Дружкина.
