Рубашка на мужчине была белая, почти чистая. Лицо бритое и пухлое. Он мне приветливо улыбался. Я тут же исполнилась подозрений.
– От такой работы горло сохнет, – ласково сказал он. – Выпьешь кружечку пива?
– С чего бы это? – спросила я.
– Ты хорошо работала, приятно смотреть.
Он поднялся и зашел в фургон, задев светловолосой головой верх дверного проема. Вышел он с двумя маленькими оловянными кружками эля и осторожно спустился со ступенек, глядя на кружки. Подошел ко мне, протянул одну. Я поднялась на ноги и уставилась на него, но не протянула руку за питьем, хотя внутри все пересохло и я страстно мечтала ощутить языком и горлом вкус холодного пива.
– Чего вы хотите? – спросила я, глядя на кружку.
– Может, я хочу купить лошадь, – сказал он. – Бери, не робей. Она не кусается.
Тут я взглянула ему в лицо.
– Я вас не боюсь, – дерзко сказала я, с вожделением глядя на кружку. – У меня нет денег, чтобы заплатить.
– Это бесплатно! – теряя терпение, сказал он. – Бери, дурная ты девица.
– Спасибо, – хрипло сказала я и забрала у него кружку.
Жидкость отозвалась на языке солодом и пролилась в горло восхитительным прохладным ручьем. Я сделала три больших глотка, потом остановилась, чтобы растянуть удовольствие.
– Торгуете лошадьми? – спросил он.
– Вы лучше у моего па узнайте, – ответила я.
Он улыбнулся на мою осторожность и присел на траву у моих ног. Поколебавшись, я тоже села.
– Вон мой фургон, – сказал он, указывая на фургон. – Видишь, там, на боку? Роберт Гауер? Это я. Поразительный Конный Балаган Роберта Гауера! Это я, и этим я занимаюсь. Я много чем занимаюсь. Танцующие пони, пони-предсказатели, лошади-акробаты, конные трюки, кавалерийская выездка. А еще – история Ричарда Львиное Сердце и Саладдина, костюмированная, с участием двух жеребцов.
Я смотрела на него, открыв рот.
– Сколько у вас лошадей? – спросила я.
– Пять, – ответил он. – И жеребец.
– Я думала, у вас два жеребца, – уточнила я.
– Выглядит так, будто два, – сказал он, не смутившись. – Ричард Львиное Сердце ездит на сером жеребце. Потом мы его черним, и он становится могучим вороным скакуном Саладдина. Я тоже чернюсь, чтобы сыграть Саладдина. И что?
– Ничего, – поспешно отозвалась я. – Это ваши лошади?
– Да, – он махнул рукой в сторону лошадей, которых я заметила раньше. – Эти четыре пони и пегая, которая везет фургон и работает гротески. Мой парнишка ездит по городу на жеребце, созывает народ на представление. Мы даем его на соседнем лугу. Два – в три и в семь. Сегодня и ежедневно. Для почтеннейшей публики. До конца гастролей.
Я ничего не сказала. Я многих слов не поняла. Но узнала выкрики ярмарочного зазывалы.
– Ты любишь лошадей, – сказал он.
– Да, – ответила я. – Па покупает их или продает. Мы вдвоем их учим. Часто продаем пони для детей. Вот я их и объезжаю.
– Когда этот будет готов? – Роберт Гауер кивнул в сторону серого пони.
– Па хочет продать его на этой неделе, – сказала я. – К тому времени он будет объезжен наполовину.
Он поджал губы и беззвучно присвистнул.
– Быстрая работа, – сказал он. – Ты небось частенько падаешь. Или на нем ездит твой па?
– Я сама! – возмущенно ответила я. – Буду водить его весь день, а вечером сяду верхом.
Он молча кивнул. Я допила эль и посмотрела на дно кружки. Пиво слишком быстро кончилось, а я отвлеклась на разговор и не насладилась его вкусом. Теперь я об этом жалела.
– Хочу повидать твоего па, – сказал он, поднимаясь на ноги. – Он вернется к обеду, так?
– Да, – ответила я.
– А ты, когда закончишь работу, можешь посмотреть мое Конное Представление. Вход всего пенни. Но можешь прийти в сопровождении.
– У меня нет пенни, – сказала я, поскольку поняла только это.
– Приходи так, – ответил он. – На любое представление.
– Спасибо, – неловко произнесла я. – Сэр.
Он кивнул – величественно, как лорд, и пошел обратно к своему пестрому фургону. Я снова поглядела на картину сбоку. Дама с кнутом и стоящей на дыбах лошадью была одета, как сама королева. Я гадала, кто она – может, его жена? Что за чудесная жизнь: одеваться, как леди, водить лошадей по кругу перед людьми, которые платят все эти деньги, только чтобы тебя увидеть. Это было бы так же хорошо, как родиться в господской семье. Почти так же хорошо, как Дол.
