– Благодарю вас, сэр, – сказала она и проплыла мимо него, высоко подняв голову.
Ее блестящие черные волосы спадали по всей спине толстыми, как колбаски, вьющимися прядями.
Луг шел слегка под уклон, образуя у подножия площадку, и зрители расселись на траве по склону, глядя вниз. Перед ними были установлены две небольшие скамьи, пустые, если не считать толстого мужчины с женой, походивших на зажиточных фермеров, но уж никак не на настоящих господ. Мы вошли у подножия холма, и нам пришлось идти мимо большого щита, на котором были нарисованы чудные на вид деревья, фиолетовый с красным закат и желтая земля. С двух сторон у него были приделаны выступавшие вперед крылья, так что он служил задником для зрителей и скрывал лошадей, привязанных сзади. Когда мы проходили мимо, парнишка лет семнадцати, изысканно одетый в белые бриджи и красную шелковую рубашку, выглянул из-за щита и уставился на нас. Зная, что вид у меня вороватый, я ждала беды, но он ничего не сказал, только оглядел нас с ног до головы, словно мы из-за бесплатных мест стали его собственностью. Я посмотрела на Дэнди. Глаза у нее широко раскрылись, она смотрела прямо на него, разрумянившись, с уверенной улыбкой. Смотрела так дерзко, будто была ему ровней.
– Привет, – сказала она.
– Ты Меридон? – удивленно спросил он.
Я уже хотела сказать: «Нет, я Меридон, а это моя сестра», – но Дэнди меня опередила.
– О нет, – сказала она. – Меня зовут Дэнди. А ты кто?
– Джек, – ответил он. – Джек Гауер.
Стоя незамеченной рядом с моей красавицей-сестрой, я могла его рассмотреть. Волосы у него были не светлые, как у отца, а темные. И глаза тоже. В блестящей рубашке и белых бриджах он был похож на лорда из представления бродячего театра – один восторг. Судя по уверенной улыбке, с которой он смотрел сверху вниз на Дэнди, поднявшую к нему, как цветок на тонком стебельке, свое лицо, он об этом знал. Я глядела на эту улыбку и думала, что он – самый красивый парень из всех, кого я видела в жизни. И по какой-то причине, не знаю почему, я вздрогнула, словно кто-то плеснул мне на затылок холодной воды, и шея у меня заледенела.
– Увидимся после представления, – сказал он.
Голос его прозвучал так, что это походило скорее на угрозу, чем на обещание.
Глаза Дэнди блеснули.
– Кто знает, – сказала она, прирожденная кокетка, лучшая из тех, что когда-либо заигрывали с красивым парнем. – Найду занятие получше, чем сидеть в фургоне.
– Да ну? – спросил он. – И какое же?
– Мы с Меридон идем на ярмарку, – сказала она. – И деньги у нас есть, и все такое.
Он впервые взглянул на меня.
– Так это ты Меридон, – походя заметил он. – Отец говорит, ты хорошо управляешься с молодыми пони. Сможешь сладить с конем вроде этого?
Он указал за щит, и я заглянула за его край. К шесту, вбитому в землю, был привязан красивый серый жеребец. Он стоял тихо и спокойно, но, увидев меня, стал нервно косить темным глазом.
– Еще бы, – мечтательно сказала я. – Я бы всю ночь за ним смотрела.
Джек улыбнулся мне такой же теплой и понимающей улыбкой, как его отец.
– Хочешь прокатиться на нем после представления? – предложил он. – Или ты тоже найдешь занятие получше, как сестра?
Дэнди ущипнула меня за руку, но в кои-то веки я на нее не обратила внимания.
– Я бы очень хотела на нем прокатиться, – поспешно сказала я. – Я лучше на нем прокачусь, чем пойду на какую угодно ярмарку.
Джек кивнул в ответ на мои слова.
– Па так и сказал, что ты помешана на лошадях, – произнес он. – Подожди, пока кончится представление, и можешь на него сесть.
Он взглянул в сторону ворот и кивнул, когда отец ему помахал.
– Займите места, – воззвал Роберт Гауер голосом зазывалы. – Займите места, чтобы насладиться великолепнейшим представлением во всей Англии и Европе!
Джек подмигнул Дэнди и нырнул под щит, пока его отец запирал ворота и шел в середину поросшей травой площадки. Мы с Дэнди метнулись к холму и уселись в выжидательной тишине.
Все представление я просидела с открытым ртом.
В жизни не видела таких выученных лошадей! Было там четыре маленьких пони – валлийских горных или ньюфорестских, как мне показалось, – которые открывали представление танцем. Играла шарманка, Джек Гауер стоял в середине площадки, на нем был дивный фиолетовый фрак поверх красной рубашки, в руках – длинный кнут. Он щелкал им и переходил к краю площадки, а маленькие пони кружились и гарцевали, каждый по-своему, вертелись на задних ногах, меняли порядок, высоко держа головы, и султаны на их головах трепетали, и бубенчики звенели и звенели, словно на неуместных летом санях.
