Я побежала делать, что велено, но краем глаза заметила мимолетное презрительное выражение, пробежавшее по лицу Джека. Ему не нравилось, что Дэнди ему приказывает. Ему это не нравилось и на трапеции, но на земле не нравилось куда больше. А меньше всего ему это понравилось, когда он впервые раскрыл ей объятия, при свете дня. Он отвернулся, надулся, как балованный ребенок, и пошел в свой фургон. Я смотрела на его ссутуленную спину и думала, как быстро проявление страсти свернулось, став презрением. Думаю, Дэнди вовсе не обратила на Джека внимания.
Вода из насоса лилась ледяная, я продрогла насквозь. Я тряслась в мокрой рубашке, пока Дэнди расчесывала мне волосы, дергая спутавшиеся пряди.
– Если бы ты каждый день их расчесывала, они бы так не путались! – сердито сказала она, когда я дернулась и пожаловалась. – А теперь я их заплету, как себе!
– Оставь, Дэнди, не надо! – взмолилась я. – У тебя на это полдня уйдет, я терпеть не могу, когда вокруг меня вертятся.
– Роберт хотел, чтобы все девочки были причесаны одинаково, – сказала она. – У Кейти в косах голубые и золотые ленты, у меня зеленые и золотые, а у тебя будут красные. Встань на колени, – неумолимо сказала она. – Будешь упираться, больше времени потратим, Мэрри!
Я встала на колени. Трава вокруг насоса была мокрой, колени у меня замерзли. Мокрые волосы свисали на спину, с них по хребту текли ледяные капли. Солнце светило уже не так жарко, и я тряслась от холода, когда Дэнди закончила.
– Что ты хотела мне сказать, когда мы въезжали на луг? – спросила я. – Что-то про Джека?
Лицо у нее снова стало хитрым и таинственным.
– Не сейчас, – сказала она. – Скажу после представления, когда не будет такой спешки.
– Хорошо, – ответила я, не желая ждать. – Но ничего плохого не случилось, да, Дэнди?
Она улыбнулась мне тепло и самодовольно, как женщина, которая знает, что получит все.
– Ничего плохого, – сказала она. – А если этому приезжему понравится наш воздушный номер, будет только лучше и лучше.
Я хотела было порасспросить ее еще, но прибежал Ри сказать, что Роберт открыл ворота и публика уже собралась. Дэнди и Кейти нужно было быстро начинать продавать напитки и сладости.
– И человек из Лондона приехал, – сказал Ри.
– Откуда ты знаешь? – спросила Дэнди, остановившись на бегу. – Как он выглядит?
– В большом рединготе, – почтительно произнес Ри. – Пуговицы такие здоровенные, пелерина огромная, высоченная шляпа. И сапоги так и сверкают.
Дэнди кивнула.
– Побежала я, – сказала она и, подхватив короткую юбку, ринулась к фургону за плащом.
– Тебе идет, Мэрри, – неловко сказал Ри.
Я знала, что это неправда. Дэнди и Кейти выбрали ленты, подходящие к их волосам. Ни одна из них не подумала, как красные ленты будут смотреться в моих медных волосах. Цвета так и кричали. Дэнди кое-как собрала мои кудри в косички и завязала их так туго, что кожа под волосами и на лбу у меня болела. Я морщилась от неудобства.
– Знаю, что не идет, – оборвала я Ри. – Но это неважно.
Ри сочувственно улыбнулся.
– Хочешь, расплету тебе косы и выну ленты? – предложил он.
Я покачала больной головой.
– Не решусь! – сказала я. – Да и собираться пора.
Я побежала к фургону, а Ри побрел к воротам собирать пенни с опоздавших.
Едва успев натянуть голубую амазонку, я вернулась к лошадям, накинув поверх платья рабочую куртку.
То был богатый земледельческий край, хорошая равнина с темной плодородной землей. Амбары здесь были огромные, достаточно большие, чтобы завести в них всех лошадей сразу. Роберт, как только заметил, что в этом богатом зерном краю в амбарах есть место, ввел маленьких пони в парад-алле, и мы выучили их идти парами за Снегом, на котором ехал верхом Джек. Я следовала за ними на Море. Потом выезжали в плащах Дэнди и Кейти, сидевшие без седла боком на спине Морриса. Пролеска замыкала строй ровным надежным галопом, в ее упряжь по обе стороны были воткнуты развевающиеся флаги. Хорошее начало для представления – но для него надо было подготовить сразу всех лошадей.
Джек уже стоял за амбаром с пони, ввинчивая в налобные ремни их уздечек бубенцы. Ри пытался надеть плюмаж на Море, который закидывал голову и шарахался от яркого пера, хотя прежде сто раз его видел. Ри тихим и ласковым голосом ругался на коня, стараясь не пугать его еще сильнее.
