Кейти и Дэнди бросали на развевающиеся медные волосы и длинные голые ноги косые взгляды, пока не увидели фургон с воздушным снаряжением. На нем золотыми буквами было написано: «Поразительный Воздушный Балаган Роберта Гауера» – и была красиво нарисована Кейти с развевающимися за спиной светлыми волосами, летевшая к трапеции, изображенной в правом верхнем углу. Рядом надпись: «Мамзель Кейти!» – «и» было немножко сплюснуто, не хватило места.
Другую стенку фургона я хорошенько рассмотреть не могла. Там была нарисована Дэнди, и я взглянула на картинку только один раз. Она летела из верхнего левого угла в сетку. Но, поскольку у художника было мало места, казалось, что она падает; падает с полощущимися над ней черными волосами и улыбкой на лице. Рядом алыми буквами было написано: «Мамзель Дэнди! Единственная Летающая Девушка в мире!» Дэнди картинка нравилась, на ней ее ноги были длиннее длинного, а грудь невероятно раздута. И к тому же Кейти злилась, что Дэнди назвали «единственной» летающей девушкой.
– Научись чему-то большему, чем просто раскачиваться и хватать Джека за руки, я сменю надпись, – твердо сказал Роберт.
Я не улыбнулась, в отличие от Дэнди. Я знала, что Роберт думает. Летуньи часто падают и часто выходят из строя. В этом долгом сезоне нам предстояло дать много представлений, на которых у него будет всего одна летающая девушка, и он не хотел рисковать.
Фургоном с оснащением должен был управлять Уильям, а тянула его Гордячка. Пролеску запрягли в наш фургон, править нам предстояло по очереди. Даже Кейти могла править Пролеской. Лошадь на дороге вела себя так же спокойно и шла так же ровно, как на арене. Морриса запрягли в фургон мужчин, а пони поделили пополам и привязали сзади. Снег и Море по утрам должны были идти под седлом, а вечером их надо было привязывать.
– Придется так поступить, – сказал Роберт. – Не все вам с Джеком ехать верхом. Иногда в дороге нужно будет отдыхать. Море уже достаточно спокоен.
Мне оказалось жаль прощаться с миссис Гривз. Она была первой женщиной, которая говорила со мной по-доброму, и в наш последний вечер я сидела у нее в кухне, словно там было мое убежище.
Джек и Дэнди опять ушли. Кейти на дворе конюшни складывала в корзину мотки веревки и бечевы. Я хмуро попрощалась с миссис Гривз, и она, повернувшись от сланцевой мойки, протянула ко мне руки.
Я отступила. Я по-прежнему не любила, когда меня тискают. Она увидела это движение, и тепло пропало с ее лица.
– Благослови тебя Бог, Мэрри, – сказала она, и мне стало стыдно от своей колючей холодности.
– Простите, – неловко сказала я, шагнув вперед и подставив ей лоб для поцелуя.
Она ласково, нежно положила мне руки на плечи, словно я – пугливая молодая птичка.
– Береги себя, милая, – тихо сказала она. – Если что случится, в чем я могу помочь, сразу пошли за мной.
Я сделала шаг назад и посмотрела ей в лицо.
– Как мне уберечь Дэнди? – спросила я, требуя ответа, словно миссис Гривз все знает, просто потому, что годится мне в матери и захотела меня обнять.
Она отвела светлые глаза от моего напряженного взгляда.
– Никак, – сказала она.
В первый день мы проехали совсем немного. Думаю, Роберт так и рассчитал, чтобы посмотреть, как мы движемся, прикинуть, как идут лошади. Мы выехали на север из Уарминстера по белой меловой дороге, еще вязкой от зимних дождей. Она шла вдоль подножья Уарминстерских холмов, тянущихся по правую руку от нас. Мы медленно проехали деревушку Уэстбери, миновали мельницу, где мельничиха продала нам свежих булочек, которые после мы ели по пути. У Роберта на коленях лежала нарисованная от руки карта, на дорожный указатель на Троубридж он не обратил внимания.
Кейти и Дэнди с тоской смотрели на эту дорогу, пока мы ехали мимо, но фургон Роберта двинулся к зарослям деревьев, называвшихся Замковым лесом. Мы с Джеком ехали верхом, поэтому покинули дорогу и качающиеся фургоны, отправившись вперед. Море и Снег хорошо шли вместе, но мы не стали устраивать скачки, мы бок о бок ехали под переплетенными голыми ветвями. Где-то в глубине леса, слева от меня, пела малиновка.
