– Ваши лица, – и руки, и ноги, и плечи, – это ваше состояние, девочки мои, – ровным голосом произнес Роберт. – Если деретесь, не оставляйте друг на друге следов. Захоти я завтра устроить представление, я бы не смог выпустить Меридон на арену. А ты, если заведешь синяк на подбородке, неделю не сможешь быть зазывалой у ворот. Если вы двое не можете ставить мое дело превыше всего, я найду других девчонок, которые смогут. Драчливые потаскухи идут по паре за пенни. Возьму в работном доме, когда захочу.
– Того, кто ездит без седла, не возьмешь, – тихо сказала Дэнди.
Роберт огрызнулся на нее:
– Да, сестру твою я оставлю, – зло сказал он. – А вот ты мне не нужна. Никогда не была нужна. Ты здесь по ее билету. Так что иди, вытри ей лицо и приведи вниз. Вы, две маленькие язычницы, пойдете в церковь. Смотрите на миссис Гривз и не срамите меня.
Он повернулся и пошел со двора вместе с Джеком. Даже не обернулся посмотреть, идем ли мы следом.
Миссис Гривз дождалась, пока я сбежала по лестнице, поправляя чепец и похлопывая щеку тыльной стороной ладони, а потом вывела нас со двора. Мы с Дэнди переглянулись и пошли следом, рука об руку. Уильям двинулся за нами. Я не держала на Дэнди зла за драку. Не сердилась на Роберта за то, что он ее ударил. Мы с Дэнди прошли суровую школу, мы обе привыкли к зуботычинам – куда тяжелее и незаслуженнее этой. Что мне не нравилось – так это готовность Роберта нас выбросить. Я хмурилась только из-за этого, когда мы вышли за ворота и направились по дорожке к деревенской церкви.
Возле церковных ворот собралась изрядная толпа, и я порадовалась, что я не в бриджах. Всю дорогу до двери в церковь на нас оборачивались и показывали пальцем: они из балагана. Я поняла, почему Роберт настоял, чтобы мы вели себя как квакерские служанки и оделись так же.
Он пядь за пядью утверждал в этой придирчивой деревне свою достойность. Покупал себе место благотворительностью, заставлял их уважать его своим богатством. Он не имел права рисковать, позволив шептаться о своих домашних. Пусть мы и были из балагана, никто не мог обвинить людей Роберта Гауера в том, что они не держат марку.
Дэнди озиралась по пути по сторонам и даже отважилась искоса улыбнуться нескольким парням, ждавшим возле дверей церкви. Но Роберт Гауер обернулся, и она, быстро переведя взгляд на свои башмаки, заставила себя пройти мимо парней, не качнув бедрами.
Я шла опустив глаза. Мне не нужны были восхищенные взгляды мужчин, тем более – незрелых юнцов. К тому же у меня кое-что было на уме.
Уарминстерский Роберт Гауер мне нравился меньше, чем тот человек, которого я увидела впервые сидящим на ступеньке фургона. Он явно был человеком суровым, видевшим впереди цель, от которой ничто – и уж точно не две малолетние цыганки – не могло его отвратить. Он чувствовал, что ему было не место в приходском работном доме. Чувствовал, что не место ему было в грязном домишке, в прогоревшем предприятии возчика. Первая лошадь стала его отправной точкой. Фургон и дом в Уарминстере – следующими шагами к господской жизни. Он хотел стать мастером в своем деле, пусть этим делом был всего лишь бродячий балаган. Он, как и я, чувствовал, что его жизнь должна быть шире, больше. И он совершил – я начинала надеяться, что и у меня получится, – огромный шаг от нищеты к процветанию.
Но он за это заплатил. Суровостью, к которой вынудила его эта косная деревня. Здесь его голос был тверже, он ударил Дэнди и сказал нам обеим, что готов нас вышвырнуть.
Я тоже хотела пойти дальше.
Я понимала его целеустремленность, потому что разделяла ее. Я хотела, чтобы мы ушли прочь. Хотела покинуть жизнь, полную вины и пота. Хотела сидеть на розовом диване в выходящей на юг гостиной и пить чай из чистой чашки. Хотела быть из господ. Хотела в Дол. Я внимательно следила за Робертом и миссис Гривз. Становилась на колени, когда опускались они, вставала, когда они поднимались. Переворачивала страницу молитвенника вместе с ними, хотя не могла прочесть слова. Шевелила губами в такт молитве и открывала рот, напевая «ля-ля-ля» вместо гимнов. Я повторяла за ними каждую мелочь, чтобы Роберту Гауеру не было на что жаловаться. Потому что до тех пор, пока я не смогу спокойно увести нас отсюда, Роберт Гауер будет нашим плотом в мире нищеты. Я была намерена прильнуть к нему, словно души в нем не чаю, пока не смогу спокойно его оставить, пока не найду, куда увести Дэнди. Пока ясно не увижу путь к нашему общему дому.
