Моя голова тут же стала легче. Я выпрямлялась и почувствовала себя старше с каждой падающей на пол прядью волос. Моя новая прическа вилась и обхватывала подбородок, делая мои глаза большими. Я как смогла выровняла ее, и решила, что так как у меня нет ни малейшего парикмахерского таланта, все получилось как надо.
Я улыбнулась себе.
— А я хорошенькая. — Осознание этого заставило глаза светиться. Я никогда не думала над своей привлекательностью, так как несла смерть всему вокруг. Но мешки под глазами сейчас были лиловыми, а не цвета чернослива, как бывало обычно, а на щеках играл румянец, хотя раньше они бывали либо серыми либо зелеными. Даже с худшей точки зрения я больше не выглядела призраком.
Я хотела показаться Тенсу. Я хотела показаться тетушке. Я выскочила из комнаты и понеслась по лестницы, но вдруг остановилась, беспокоясь, что им не понравятся перемены. Я решила вести себя полегче и подождать, пока один из них не заметит.
Я почувствовала запах лука и чеснока с кухни. На старом магнитофоне играл Гленн Миллер, а Тенс стоял спиной ко мне и что-то перемешивал.
Я остановилась в нерешительности, не желая навязываться. Вся моя новообретенная уверенность и радость растворились как дым. Это был реальный мир. Я была посторонней.
— Тебе помочь? — спросила я у спины Тенса.
Он не поднял взгляда.
— Сегодня у нас ленивая лазанья. Тебе нравится итальянская еда?
Я кивнула. — Мне нравится пробовать новые блюда.
— Почему бы тебе не намазать хлеб маслом? — Тенс подтолкнул ко мне толстый круглый батон хлеба.
— Ага. — Я отчаялась и забралась на стол. Он не собирался в ближайшее время ничего замечать.
Тишина упала как сугроб. Я смотрела как мышцы Тенса перекатываются под его тонким шерстяным свитером. Его плечи были широкими и прямыми, как лезвие бритвы. Мне нравилось, как он, наклоняясь и вздыхая, отбрасывает волосы с глаз. Ему нужно было постричься, волосы продолжали падать. Я вспомнила, как вцепилась в его волосы, когда он нес меня наверх на руках. Они были такими же шелковистыми и блестящими, как и выглядели.
Я боролась с тишиной, слова готовы были сорваться с моих губ.
— Итак, — Я закончила намазывать масло на хлеб и завернула его в фольгу. Затем поднялась и подошла к Тенсу, который уже положил в миску рикотту, базилик и моцареллу. — Что дальше? — я подошла еще ближе. От него пахло дымом, сосновой смолой и мылом.
Он отошел, но мне было непонятно насколько сильно было его неприятие.
— Теперь надо положить слоями соус, лапшу и сыр. Начни с соуса, налей его на противень. — Все это он сказал не глядя на меня. Вообще.
Я взяла ковш и вылила его на противень, как и было сказано.
— Откуда ты?
— Отсюда. — Тенс распределил соус кончиком лапши, затем положил оставшуюся лапшу сверху. Он должен на меня посмотреть.
Я решила разозлить его, чтобы он хотя бы заметил мое присутствие.
— Так ты наверно тетушкин любимый сынок?
Если бы он пил, вода пошла бы через нос. Тем не менее он моргнул и тяжело взглянул на меня.
— Ты что, шутишь, да?
— Я не знаю. Ты здесь. И она здесь. Похоже, вы тут были вместе всегда и привязались друг к другу. — Я не сказала, что он лучше меня подходит для этого. — Ты уверен, что ты тоже не Фенестра?
— Какого черта ты сделала со своими волосами? — выпалил он.
Обида ударила меня, но я подняла подбородок.
— Мне так нравится. — Я вылила сырную смесь поверх лапши и соуса.
Тенс отодвинул меня с дороги.
— Ах. Так почему?
— Что почему?
— Почему ты остригла волосы?
— Так мне захотелось. Ты Фенестра?
— Мне не нравится. — Он отвернулся.
— А я и не для тебя это сделала. — Господи, как мне хотелось, чтобы ему понравилось. Я зарычала, желая оскалиться и укусить его. — Так кто ты?
— Никто.
— Ну да, а я Опра.
— Кто? — Тенс поставил в духовку лазанью и поставил таймер.
— Ты собираешься отвечать?
— Нет. — Он уходил.
— И это все? Так вот просто "нет" — и все? — Я захотела топнуть ногой, как маленькая. В его присутствии я чувствовала себя ребенком. И одновременно взрослой женщиной. Как такое могло быть?
