2 января 1972 года.
Любимая еда, песня, первая любовь, я познаю это в тот миг, когда душа проходит сквозь меня, но я не могу поделиться этим знанием с их семьями. Я ненавижу себя за то, что не могу успокоить живых, только мертвых. Другие люди могут преодолевать препятствия в общении, передавать послания и так далее. Я не смеюсь над их способностями, просто я так не умею. Я никогда не смогу произнести эти слова, неважно как сильно я стараюсь. Я начинаю думать, что это не мое место, я не медиум. Я — окно.
18 октября 1931 года.
Существует тот, кто преследует меня. Я должна помнить Атлантиду, ацтеков, друдиов, Геде, остров Пасхи — они все были поглощены Атерности. Их энергия и их люди исчезли потому, что не хватало Фенестр и Сангров чтобы охватить весь мир. Это битва между добром и злом, которая разыгрывается в те короткие мгновения перехода. Если они смогут собрать энергию, тьма расширится и в мире станет меньше добра. До меня дошли слухи, что Атерности получили огромную мощь в Европе. Я должна быть везде, где я нужна. Возможно, я сама поеду в Европу. Я должна спасти души, которые смогу спасти. Хотела бы я иметь сестру Фенестру, чтобы разделить со мной это бремя.
Если уж тетушка так себя чувствовала, есть ли какая-нибудь надежда для меня? "Я обязана спасти все души, которые смогу спасти". Как я смогу это сделать? Прежде чем она умрет? Я никогда не чувствовала себя такой одинокой.
Лучший способ понять, является ли она Фенестрой, это узнать дату ее рождения. Она всегда та, кто издает первый крик после полуночи 21 декабря. Наши родственники рождаются 20 и 22, но Фенестра до сей поры и навсегда встречает первый рассвет человеком в день зимнего солнцестояния. Самое темное утро года рождает ярчайший свет.
— Кесси Эйсли, 8 Января 1876
Я проснулась от полноценного умывания, один длинный язык следовал за другим. — Кустос! — Я открыла глаза, ощущая на лице липкую волчью слюну, как будто маску из глины. Я стала хихикать, когда она начала толкать и пинать меня к краю кровати.
Холод пробежал по моим босым ногам. Пробка в нагревателе выскочила. Дрожа, я потерла руки и натянула свитер поверх пижамы.
Дом был тих. Я не слышала ни Тенса ни тетушку внизу. Я вспомнила вчерашнюю исповедь Тенса и печаль перехватила мое дыхание. Тетушка умирала, а мне предстояло помочь ей на пути. Пройти. Умереть. Смогу ли я это сделать?
Вместе с Кустос мы протопали на кухню за стаканом сока. Меня смущали познания Тенса в кулинарии. Почти наверняка где дожидается меня кувшин свежевыжатого апельсинового сока. Недавно он не смог заставить меня поесть, но этим утром я и впрямь проголодалась.
Я схватила черничный кекс и решила немножко побродить по дому, пока еще было тихо. Я не знала который час, но было еще достаточно рано и свет пока еще оставался мягким.
Краем глаза я заметила чью-то тень, но, повернувшись к ней, я ничего не увидела. Я потянула первую дверь вниз по лестнице, она скрипнула под моими пальцами. В замочной скважине не было старомодного ключа.
В дальнем конце комнаты было нарисовано окно с видом на заснеженную равнину. Комната была отделана благородным красным деревом, вдоль одной стены расположились книжные полки, а вдоль противоположной стены располагались шкафы с картинами и фотографиями. Я взяла расшитое бархатом одеяло и укутала свои плечи. Морозный воздух проникал через разбитые стеклянные панели, и мне было холодно.
Огромные позолоченные рамки стояли рядом с совсем простыми деревянными. Тут было изображено очень много людей. Пораженная, я увидела маму — еще совсем маленькую девочку — рядом с тетушкой. Рядом была свадебная фотография моих родителей, за ней висела еще одна в старинных тонах. Я отнесла ее к свету чтобы разглядеть получше.
— Это день моей свадьбы. — Я подпрыгнула, когда в комнату вошла тетушка.
— Правда? Ты здесь такая счастливая, — я показала на остальные фотографии. — Кто все эти люди?
— Семья, некоторые друзья. — Она подошла и встала возле моего плеча.
— Моя свадебная фотография оказалась первой, которая хорошо получилась, — тетушка дотронулась до стекла кончиком пальца.
