Но когда отец Бенедикт умолкал, в комнате воцарялась тишина. И Сильвестр, открыв рот, издавал только хрип, который вырывался у него изо рта и который слышал лишь он один.
На кафедре у отца Бенедикта лежала палка, гибкое древко, гораздо тверже ивового прута, каким обычно пользовались учителя. Стоило Сильвестру взглянуть на палку, как все мужество уходило в пятки. Как лоллард может отправляться за свою веру в огонь, как может стоять спокойно на костре, когда собственная плоть его обугливается и превращается в пепел? Сильвестр боялся боли. Еще больше он боялся, что на него будут кричать, что его будут унижать. На самом деле у него не было никаких причин бояться. Отец Бенедикт всегда поправлял его мягко, не прикасаясь к палке. В конце концов, он был Сильвестром Саттоном, сыном сэра Джеймса, одного из самых уважаемых людей в Портсмуте. Такому ученику не спускают штаны с задницы, а того, что его опьяняют еретические мысли, и вовсе не видно.
Пьянило Сильвестра и другое. Ему было шестнадцать, наступала весна, и город вдруг заполонили девушки. Девушки покачивали бедрами, из-под капюшонов выбивались косы; они склоняли головы друг к дружке, перешептывались и иногда украдкой поглядывали на него. Часто он не выдерживал уроков отца Бенедикта, потому что от весны и девушек ощущал зуд в чреслах, а когда в чреслах зуд, на месте не усидишь.
— Мастер Сильвестр! — Вот и сейчас отец Бенедикт, положив руку на палку, строгим голосом призвал его к порядку. — Думаете, что запомните ход галльских войн, если вместо книги будете смотреть в окно?
— Нет, конечно же нет, — пробормотал Сильвестр и вскочил. Поспешно опустив взгляд на книгу, он осознал, что понятия не имеет, о чем идет речь на странице.
Одноклассники рассмеялись. Не смеялся лишь Энтони. Он тоже встал и спокойно посмотрел в глаза декану, словно его взгляд мог защитить Сильвестра. Отец Бенедикт постучал палкой по столешнице. На один удар сердца Сильвестр почувствовал, что весь покрылся потом.
— Вы здесь не только для того, чтобы учить латынь, — напомнил ему декан, — но и для того, чтобы научиться усмирять свои низменные желания, как велел Всевышний. Не грешите! Из адского пекла нет возврата. — Он еще раз постучал по кафедре палкой, затем положил ее, и Сильвестр перевел дух.
Однако низменные желания юноши не усмирились и в последующие дни. Если этого требует Всевышний, то зачем же он наполнил мир прекрасными девушками?
Той же весной Сильвестр узнал, что красота его сестры Джеральдины затмевает всех. В каждой девушке было что-то красивое, стоило лишь приглядеться повнимательнее, но красота голубоглазой Джеральдины, ее блестящая безупречность были словно из другой плоскости. Порой, когда они оставались одни, Джеральдина танцевала под мелодии, которые наигрывал на лютне Сильвестр.
В такие редкие мгновения Сильвестр понимал, что с ней никто не сможет танцевать, что ни один обычный человек ей не ровня.
Отец получил насчет дочери два предложения, оба от сыновей из хороших дворянских семей, но Джеральдина отказала и первому, и второму. Тетушка Микаэла, которая вела хозяйство после смерти их матери, страшно ругалась: если бы она в юности посмела отказать приличному жениху, отец выпорол бы ее за каждое слово, сказанное поперек, и сообщил бы семье молодого человека, что его дочь в восторге.
Возможно, отец тетушки Микаэлы действительно был человеком такого сорта, поскольку еще в почти детском возрасте послал своих дочерей, Микаэлу и Хуану, за море в сопровождении одного только повара-испанца. В свите королевской невесты Екатерины сестры попали из солнечного Арагона в сумрачную туманную Англию. Принцесса Екатерина вышла замуж за кронпринца Артура, а после его смерти — за его брата, только что коронованного короля Генриха, и все придворные дамы получили женихов среди королевских подданных. Красавица Хуана нашла Джеймса Саттона. Сильвестр не помнил мать, которая умерла сразу же после рождения близнецов. Он знал лишь то, что у нее были золотистые волосы, какие нечасто встретишь в Испании, и что отец любил ее и едва сам не умер после ее кончины.
