Степан и Толик отъехали от резиденции километров на пятнадцать, не встретив ни одной проселочной дороги. Еще немного – и пост ГАИ. Тихо на шоссе, подслеповато, охранники машину остановили, вышли, оглянулись, только багажник начали открывать, будто кто команду дал – все изменилось. За поворотом загрохотал грузовик, которого здесь вообще не должно оказаться – въезд запрещен, какая-то иномарка ударила фарами метров со ста и покатила, ослепляя. Фонари, которые только что еле тлели, открыли свои поганые глазищи, и уже не тихая шоссейка, а прямо-таки взлетно-посадочная полоса в Шереметьево-2.
Охранники матюгнулись и юркнули в «Волгу».
Инспектор ГАИ лейтенант Петр Шмаров, сидя в патрульных «Жигулях», подозрительно разглядывал бутерброд с колбасой, решая извечную проблему: съесть сейчас, или попозже, или вообще не рисковать. Когда лейтенант делал этот бутерброд днем, то колбаса вроде бы была колбасой и даже нормально пахла. Сейчас же, извлеченная из кармана плаща, она проявила свою сущность, промочила хлеб, расползлась по газете и тоже пахла, но иначе и на съедобный продукт походила мало.
Дремавший на заднем сиденье сержант открыл глаза, глянул из-за плеча и правильно оценил ситуацию.
– Ее нельзя в кармане держать, положь, старшой, пусть проветрится, а мы как раз оголодаем в меру. Я там в багажнике пару пива припрятал, охламундим за милую душу.
Инспектор хотел спросить, где напарник добыл пиво, но не успел, заработала рация.
– Второй, Второй, я Первый! Как слышите?
Лейтенант отложил бутерброд, щелкнул тумблером.
– Василий Степанович, слышу хорошо.
– Второй! Мать твою! Как отвечаешь? – Динамик хрюкнул возмущенно и неожиданно заговорил человеческим голосом: – Петр, это Каюмов. Давай соберись, парень. С пятьдесят шестого километра сейчас в Москву поедет «ГАЗ-2410», госзнак ММЛ 16–84. В «Волге» двое мужчин, оба вооружены. Как понял?
– Понял. – Голос у лейтенанта куда-то пропал, он натужно откашлялся и повторил: – Первый, я вас понял!
– Чего ты понял? – Динамик вздохнул. – Значит, «Волгу» пропусти на Москву, держи дистанцию, убери фары и, пока на двадцать восьмом ее светофор не остановит, не приближайся.
– А если они на тридцать седьмом на проселочную свернут? – спросил лейтенант.
– Мы сейчас туда подошлем! Как увидишь объект, сообщи.
Лейтенант включил зажигание, движок, как обычно, троил. Лейтенант нажал на газ, мотор заработал нормально.
– А чего делать-то, чего делать? – забормотал сержант.
– Чего делать! – передразнил инспектор. – Готовься стать героем.
– Или покойником. – Сержант никак не мог расстегнуть кобуру и достать оружие. – Я и стрелял-то два раза в жизни.
– Стрелять не положено. – Лейтенант вглядывался в убегающую темень шоссе. – Нам разрешают только отстреливаться.
– Петр… Петр… – заговорил динамик. – Ты их видишь?
– Ни черта я не вижу, – ответил лейтенант, и в этот момент вдалеке мазнул слабый свет фар, через несколько секунд стало ясно, что приближается «Волга». – Разуй глаза, номер смотри. – Лейтенант чуть продвинул «жигуленок», выехал с обочины на шоссе.
– А чего делать? – вновь повторил сержант.
– Заткнись, на номер гляди!
«Волга» ехала медленно, не больше шестидесяти, и лейтенант понял, что это та самая, которую они и ждут.
– А они дрейфят, смотри, как ползут, – обрадованно сказал лейтенант.
– Так ты скажи, скажи. – Сержант схватил инспектора за плечо и указал на рацию, которая, словно услыша, ожила:
– Петр, что у тебя?
Черная «Волга» проехала мимо патрульной машины, лейтенант рассмотрел номер и сообщил:
– Она! Ползет на Москву.
– Не лезь, помни, что я тебе приказал, держись подальше.
Бандиты проехали мимо милицейских «Жигулей».
– Пронесло, – сказал Толик.
– Дурак. Чего они тут делают? Пьяных ловят? Тогда чего они нас не проверили? – Степан, не отрываясь, смотрел в зеркало заднего вида. – Они двинулись за нами. Впереди пост. И чего мы на Москву поперли?
Степан принял направо, резко развернулся и, не торопясь, двинулся навстречу патрульной машине, метров за тридцать свернул на встречную полосу. «Жигуленок», избегая столкновения, вильнул и съехал правым колесом в кювет.
