[18]»
[19]. Гляжу: вот это и есть самая большая
цайтунг?
[20] Совсем как в Америке, прямо не отличить! Только в Америке редакция должна иметь вид: двенадцатиэтажный каменный дом, золотые буквы, все шикарно. А здесь — ничего: двор как двор, дом как дом. Захожу внутрь, в редакцию то есть, — полная комната народу. Спрашиваю: «Где тут у вас
одитер — тьфу! — я хочу сказать, редактор?» Уставились на меня и говорят: «Что вам угодно? Вам нужна газета или вы по поводу объявлений?» Говорю: «Я не хочу газету, и мне не нужно никаких объявлений. Мне нужно, — говорю я, — к редактору». Они как-то странно переглядываются, кажется, задумались: «Зачем этому типу к редактору?» Но тем не менее предлагают весьма дружелюбно: «Присаживайтесь, редактор скоро придет». Сижу как на иголках, как знать, думаю, добьюсь ли чего-нибудь? И кто его знает, что он за человек, этот редактор, то есть представляю себе, что он, верно, эдакий хват, как те американские хваты, с толстым пузом, с автомобилем и с
олрайтом. В конце концов, представь себе, подходит ко мне один, с острой бородкой
[21], смотрит пристально и говорит: «Что вам угодно?» Думаю себе: «Какое твое дело?» И отвечаю: «На что вам знать, что мне нужно?» Он начинает сердиться и говорит мне: «Скажите, приятель, что вам нужно, свободного времени ни у кого нет». — «Как в Америке, — говорю я, — там тоже ни у кого нет времени. По-ихнему это будет
Харей ат…
[22] Мне, — говорю я, — ничего не нужно, мне нужно только к
одитеру — тьфу! — я хочу сказать, к редактору». Он улыбается, но говорит мне по-прежнему сурово: «Я — редактор, что скажете? Кем будете?» — «Кем, — говорю я, — буду? Я-то сам касриловский. То есть сам-то я, собственно говоря, из Мазеповки
[23], а в Касриловке, — говорю я, — проживаю как зять
[24]; раньше занимался коммерцией в Егупце
[25], а сейчас приехал из Америки, и имя мое, — говорю я, — не знаю, известно ли оно вам, так вот, зовут меня Менахем-Мендл, так меня зовут…» Только я это сказал, как сердитое выражение редакторского лица переменилось и он стал обращаться со мной совсем иначе: «Вот как? Так это вы тот самый Менахем-Мендл? Позвольте вас поприветствовать, реб Менахем-Мендл. Как поживаете? Как ваши дела? Что вы у нас делаете? Где вы остановились? Что ж вы не садитесь? Или нет, знаете что? Проходите в мой кабинет. Эй,
хербате!
[26] — командует он по-польски. — Чаю! Два стакана чаю! С закуской!..»
Что тут долго распространяться, дорогая моя супруга, что-то необыкновенное, чудеса Господни, да и только! Не успел я ему толком рассказать, что я вынес в Америке, не успел даже напомнить о том, что хочу получить у него какую-нибудь службу или работу, какой-нибудь заработок, как он меня прерывает и говорит буквально следующее, передаю тебе дословно, дабы ты видела, как велик наш Бог: «Послушайте же меня, реб Менахем-Мендл, — говорит он мне, поглаживая бородку, а голова-то у него так и работает, а в мозгу-то у него что-то зреет, — послушайте меня, только внимательно. У меня для вас, — говорит он, — есть план, прекрасный план, это будет хорошо и для вас, и для меня, и для всех нас. Вы, — говорит, — ищите заработков, вы хотите, как я понимаю, работы? Дам я, — говорит он, — вам работу, вот вам стол, чернила, перо и бумага, садитесь и пишите…» — «Господи Ты Боже мой, — думаю я про себя, — это прямо дар Божий!» И обращаюсь к нему: «Что, — говорю я, — вы хотите, чтобы я вам писал, романы?» Он снова сердится, руками-ногами машет: «Нет-нет! Только не романы! Романов, — говорит он, — у нас предостаточно!..[27] Пишите, например, письма вашей жене, раз в неделю, два раза в неделю, как это у вас в обычае. Ваше имя, — говорит он, — известно (слышала?), ваши письма, — говорит он, — известны (как тебе это нравится?), пишите себе ваши письма, но прежде, чем вы отошлете их, — говорит он, — на почту, я их напечатаю у себя в газете, прямо как есть. Усвоили?» Вот так вот, этими самыми словами и говорит он, этот редактор то есть. И глядит на меня пристально, а я себе тем временем думаю: «Всему в мире есть свое время. Вот и пришло время для писем Менахем-Мендла…» Но тем не менее немного мнусь и говорю ему так: «
