Оппа!.. Да этот мальчик аристократ. Интересно, как он здесь оказался? Разве что его родителей сослали сюда. Только за что?..
- И эта мразь только что сожгла мою мать в печи! - выкрикнул мальчик и плюнул на тело, лежащее рядом.
- Ах ты, тварь! - заорал на него надсмотрщик и одним хорошим ударом в лицо свалил мальчика с ног, потом тут же добавил еще пару увесистых пинков, по ребрам.
Мальчик не пикнул, только всхлипнув, свернулся в клубочек, словно его неожиданно покинули все силы.
Смотритель обратился ко мне.
- Простите меня за это недоразумение. Этого гаденыша скоро отправят вслед за его родителями...
Говоря это, он смотрел только на меня и совсем забыл про мальчишку. А тот дотянулся до своей кирки и, опередив всех, с размаху вонзил её в бедро смотрителю. Сверху вниз. Так, что она застряла где-то над коленом. Смотритель дико взвыл и, схватившись руками за бедро, откуда толчками била кровь, свалился на пол.
Я внимательно посмотрел на мальчика. Его глаза блестели и от страха, и от решимости убить как можно больше народу до того, как убьют его. Ребенок с полностью искалеченной психикой...
К нему уже бежали другие помощники надсмотрщика с явным намерением убить.
А мальчик, выдернув кирку из ноги смотрителя, чем вызвал его новые дикие крики, стоял и ждал. Готовился умереть.
Я смотрел на него и вспоминал себя. Страх, боль, отчаяние, которое ты никому не можешь показать, и затаенное желание жить. Хотя сознание говорит, что ты сейчас умрешь, но все же что-то в тебе еще надеется. Слепо и безумно. Внезапно мальчик посмотрел мне в глаза, и я убедился в правоте своих ощущений. В его глазах был страх.
Как у меня... Тогда, давно... Больно...
Задохнувшись, я выдохнул:
- Остановитесь.
И тут же поставил энергетический щит между мальчиком и теми, кто хотел его убить. Все в недоумении уставились на меня.
- Прекратите! Хватит! - я взял себя в руки и придал голосу особую жесткость, чтобы никто не посмел что-либо сказать или тем более ослушаться моего приказа.
Наступила гробовая тишина. Лишь слабо стонал раненый надсмотрщик. И куча недоуменных взглядов. Мальчик тоже смотрел на меня, но страх в его глазах становился только сильнее, потому что я дал ему надежду на спасение. И эта надежда тут же выпила часть его решимости убивать. Черт! Я не мог его там оставить! Набрав воздуха в легкие, я заговорил. Как обычно - холодно, слегка надменно, кратко и четко. Я просто ставил всех здесь присутствующих перед фактом, который никто не осмелится оспорить.
Я имел право забрать отсюда мальчишку. На этой захолустной планетке мои права были ограничены разве что самыми высшими чинами Империи. Которых здесь, естественно, не было.
- Этого ребенка я заберу с собой. В Империи с ним разберутся.
Некоторое время стояла такая же гробовая тишина, как и до моего заявления. Потом кто-то из помощников смотрителя слабо и неуверенно сказал:
- Но он убил человека и заслуживает смерти...
Я резко обернулся к нему и позволил своему гневу проскользнуть во взгляде. Мужчина съежился и застыл на месте.
- Вы, я полагаю, тоже неоднократно убивали? - произнес я ледяным тоном. - Значит, тоже заслуживаете смерти. Мне что, решить вашу судьбу? Я имею на это право. Так же, как и на то, чтобы забрать этого ребенка. Ну как? Мне восстановить справедливость?
Я пристально посмотрел ему в глаза. Мужчина съежился еще сильнее и сделал шаг назад. Потом мелко потряс головой в знак отрицания. Правильно, жить всем хочется. Наверное, всем, кроме меня...
Я снова обернулся к мальчику и, протянув ему руку, сухо сказал:
- Пойдем со мной... - потом, увидев, что мальчик сомневается, так же сухо добавил: - Это твой единственный шанс выжить.
Мальчик еще раз посмотрел в мои холодные глаза и молча сделал шаг вперед. Потом посмотрел на мою руку и покрепче вцепился в кирку.
Я убрал руку. Сообразительный малыш растет. Нужно взять его под свою опеку.
Тогда, в тот день, мы вернулись на А-1. Там я без лишних слов накормил его и отправил спать. Мальчик был красив, особенно после того, как я его отмыл. Правда, его излишняя худоба немного пугала, но это можно исправить, а вот его глаза... Глаза загнанного в угол волчонка. Мне постоянно казалось, что он готов броситься на меня, если я сделаю что-то не так, и он почует в этом опасность. Но я все делал сухо и спокойно.
