— Что вы хотите этим сказать? - возмутилась дама. - Зачем мне убивать свою подопечную? Я лишаюсь содержания!
— Забытое убийство, — пояснил я, — вы убили своего опекуна, который хотел жениться, а вы были его единственной родственницей... В случае его женитьбы вы уже не могли рассчитывать на всё его состояние. На пикнике вам не составило труда подмешать яд им в питьё, который начал действовать через день.
— Почему вы решили, что это сделала именно я? - Лужицкая сохраняла спокойствие.
— Разбитые бокалы... Только вы, вернувшись ночью с прогулки, могли войти в гостиную, чтобы разбить бокалы, в которых не было яда... Если бы об этом стало известно, можно было бы легко догадаться, что влюблённые были отравлены на пикнике... Лишняя шумиха вам была ни к чему... Об алиби вы позаботились... Ссоры Ильинского с приятелями были вам особенно на руку...
— Они заперли гостиную! - перебила Лужицкая.
— У вас могли быть ключи от всех комнат... Допустим, доказать вашу вину в убийстве двадцатилетней давности невозможно, но недавнее убийство... Повторюсь, никто, кроме вас, не мог закрыть окно в комнате Сорокиной.
— А какой мотив убивать подопечную? - спросил Желков. — Прошу вас, поподробнее...
— Сорокина пригласила меня на вашу встречу с друзьями, — я обращался к Лужицкой, — Она хотела припугнуть вас, ведь вы откладывали её брак с Боровым, в случае которого вы переставали быть её опекуншей и лишались содержания. Однако возможное разоблачение настолько напугало вас, что вы решили пренебречь деньгами и избавиться от подопечной...
Гости молча с презрением смотрели на Лужицкую.
— Поспешу заметить, пистолет - не очень подходящий способ самоубийства для барышни, — добавил я, — вы могли отравить её, но испугались, что внезапная необъяснимая смерть молодой девушки вызовет подозрение... Вы хотели быть уверенными, что каждый сочтёт смерть Сорокиной самоубийством. Яд мог добавить любой гость, но застрелить её в закрытой комнате - невозможно.
— Вы правы, — нарушил молчание Алексей Боровиков, — вчера я вскрыл конверт, который передала мне Валенька. Она просила вскрыть его спустя три дня после своих похорон. Тогда я не принял её слова всерьёз. Она пишет, что однажды на балу к ней подошла незнакомая дама и предупредила, чтобы Валенька не доверяла своей опекунше. Она рассказала, что видела, как на пикнике она что-то подмешала в вино Ильинского. Тогда дама не предала этому значения, а на следующий день уехала в Италию. О смерти Ильинского и Куликовой она узнала спустя несколько лет... Я понимал, что этому письму никто не поверит всерьёз... От отчаяния я решил сам свершить правосудие, но всё получилось спонтанно, я только навлёк подозрения на себя...
— Вы ничего не докажете, — усмехнулась Лужицкая.
— Я нашёл людей, которые видели, что окно было открыто, — сказал я.
— Ну и что с того, что я закрыла окно? - усмехнулась она.
— Возможно, мои слова неубедительны, — согласился я, — но их вполне достаточно, чтобы убедить светское общество. Отныне вы не будете приняты ни в одном доме...
— Вы правы, - согласился Алексей Боровиков, — смерть будем слишком мягким наказанием, наказание презрением - страшнее.
Его лицо было страшным от сдерживаемой злобы. Лужицкая промолчала. Гости молча удалились, оставив нас наедине.
— Откуда вы узнали про открытое окно? - спросила она.
— Это мой секрет, — я усмехнулся, — главное, что моих доводов будет достаточно, чтобы добиться церковного отпевания Ильинского и Куликовой - они не были самоубийцами.
Про окно мне подсказала Аликс. Она видела Сорокину перед смертью, стоявшей у раскрытого окна, закрыть которое, дабы ни у кого не возникло мысли о возможности выстрела с улицы, могла только Лужицкая.
