Но кто бы ни поставил бомбу, действовал он осторожно. Даже металл пропах перцовым настоем, дешевым, однако надежно отшибавшим нюх.
Свой?
Или чужак, воспользовавшийся отсутствием хозяина? Брокк ныне редко появлялся в городе. И тогда получается, что его лишь пугали? Сработай запал, и пострадала бы конюшня, лошади. Конюхи и мальчишка-рабочий. Возможно, дом бы задело. Пожар опять же.
Кейрен повернулся к Брокку и повторил вопрос:
– Так почему вы не боитесь?
– Какое это имеет значение?
– Никакого, – признался следователь, сбивая соринку с рукава. – Интересно. Мне, знаете ли, случалось работать по… аналогичным делам. До бомб, правда, не доходило. – Он слегка ослабил узел галстука. Узлы Кейрен вязал совершенные. – Обычно ограничивалось письмами. Иногда стреляли. Еще похищение как-то случилось.
Кейрен наклонился и поднял с земли мятую бумажку. Из необъятного кармана появился белоснежный платок с монограммой.
– Так вот, мои подопечные, как правило, очень нервно реагируют на угрозу их жизни. После третьего-четвертого письма начинают требовать охрану… или сами ее нанимают.
Положив находку на платок, Кейрен поворачивал ладонь влево и вправо, разглядывая этот клок бумаги с преувеличенным вниманием.
– Вы же получили сотню писем…
– Думаю, что и полторы. – Первые Брокк отправлял в камин. И отправлял бы дальше, если бы угрожали только ему.
– Полторы, – задумчиво повторил Кейрен и поднес бумажку к носу. Он втягивал воздух медленно, и точеные ноздри раздувались. – Полторы сотни и одна бомба, которая чудом не взорвалась. А вы мало того что не требуете охраны, так еще и лезете ее снимать.
Завуалированный упрек цели не достиг: Брокк не испытывал угрызений совести.
– Она ведь и взорваться могла…
– Могла, – согласился Брокк.
Кейрен бережно завернул клок бумаги в платок, а сверток отправил в карман.
– Это крайне неразумно с вашей стороны. Следовало дождаться приезда специалиста.
– Думаете, ваш специалист разбирается в бомбах лучше меня?
Кейрен покачал головой.
– Думаю, – мягко заметил он, – что смерть специалиста куда менее огорчила бы его величество, нежели ваша. Кстати, вы не находите, что погода сегодня на редкость отвратительная?
Словно желая подыграть Кейрену – намек был более чем прозрачен, – начался дождь. Холодные капли осели на волосах следователя, на серой ткани плаща, коснулись рук, которые тотчас побелели, и Кейрен чихнул.
– В таком случае, предлагаю пройти в дом. – Брокк менее всего был настроен на продолжение беседы. Кейрен вновь заговорит об охране или переезде, о недопустимой беспечности Брокка, которому следовало бы и дальше оставаться в загородном поместье, а он, неразумный, вернулся.
И ладно бы повод был действительно серьезный.
Гостиная выглядела неожиданно мрачной, осенней. Затянутые дождем окна были серы. Кофейного цвета обои потемнели, и тусклыми жилами проступали на них золотые нити.
Заняв место у камина, Кейрен признался:
– С детства ненавижу холод. Сосуды слабые. Все братья надо мной смеялись, что я как девица, чуть подмерзну и вот… – Он протянул неестественно белые руки к огню. Выходит, не притворялся, и вправду мерз. Даже ногти приобрели неприятный синеватый оттенок.
– Чай? Кофе? Коньяк?
Роль гостеприимного хозяина давалась Брокку нелегко. От гостей он отвык, а те редкие посетители, которым случалось переступать порог его дома, мирились с некоторой мрачностью характера.
– Чай, пожалуйста. – Кейрен снял-таки плащ, который аккуратно повесил на спинку кресла. – И от коньяка не откажусь. Я ведь военным стать хотел. У нас в семье принято так. Не взяли. Хотя, конечно, правильно… боец из меня никудышный. И даже отец это понимал. Но когда я в полицию пошел, он расстроился. Месяц со мной не разговаривал.
– Полицию не любит?
– Недолюбливает, но… там другое. За меня волновался. Нехорошо заставлять близких волноваться, но иногда… выходит так, как выходит.
И к чему эта задушевная беседа? Брокк открыл бар, достал бокалы, коньяк – бутылка успела покрыться пылью, дожидаясь своего часа, – и поинтересовался:
– Что вам от меня нужно?
– Помимо чая и коньяка? – Кейрен принял бокал и, поставив на ладонь, поднес к огню. – Не волнуйтесь, я не собираюсь вас уговаривать. Надоело, знаете ли… – Зажмурившись, он вдохнул коньячный аромат. – Но вы правы. Интерес у меня имеется. Что вы думаете о бомбе?
